Читаем Как пишут стихи полностью

Как пишут стихи

Вадим Кожинов

Вот небеса мои родные!

Здесь наша матушка Россия

Семисотлетняя жива!

Здесь все бывало: плен, свобода,

Орда, и Польша, и Литва,

Французы, лавр и хмель народа,

Все, все!.. Да здравствует Москва!

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

О! проклят будь, кто потревожит

Великолепье старины,

Кто на нее печать наложит

Мимоходящей новизны!

Сюда! на дело песнопений,

Поэты наши! Для стихов

В Москве ищите русских слов,

Своенародных вдохновений!

. . . . . . . . . . . . . .

Мой чернобровый ангел рая!

Моли судьбу, да всеблагая

Не отнимает у меня:

Ни одиночества дневного,

Ни одиночества ночного,

Ни дум деятельного дня...

. . . . . . . . . . . . .

Твоя мольба всегда верна:

И мой обет - он совершится!

Мечта любовью раскипится,

И в звуки выльется она!

И будут звуки те прекрасны,

И будет сладость их нежна,

Как сон пленительный и ясный,

Тебя поднявший с ложа сна...

Это произведение убедительно подтверждает верность приведенной только что характеристики языковского стиха. Лишь половина строк имеет полноценные ударения на первом нечетном (т. е. 2-м) слоге и всего только четверть строк - на третьем нечетном (т. е. 6-м). Это очень "облегчает" стих и тем самым ускоряет его темп: стих как бы стремительно летит вперед. Ощущение восторженного свободного полета еще более усиливает особенное синтаксическое строение, как бы заставляющее "одним дыханием" выговорить длинную и сложную фразу, состоящую из целого ряда строк,- стихотворный период.

Части периода, отделенные восклицаниями, не отрываются друг от друга: перед нами именно восклицания, несколько разрешающие эмоциональное напряжение, но не требующие остановки, не дающие законченности: стих стремится дальше, вперед.

Не могу отказать себе в наслаждении привести здесь еще одни стихи Языкова - "Морское купанье",- созданные уже в последние годы жизни.

Из бездны морской белоглавая встала

Волна, и лучами прекрасного дня

Блестит подвижная громада кристалла.

И тихо, качаясь, идет на меня.

Вот, словно в раздумьи, она отступила,

Вот берег она под себя покатила,

И выше сама поднялась и падет;

И громом, и пеной пучинная сила,

Холодная, бурно меня обхватила,

Кружит, и бросает, и душит, и бьет,

И стихла. Мне любо. Из грома, из пены

И холода - легок и свеж выхожу,

Живее мои выпрямляются члены,

Вольнее живу, веселее гляжу

На берег, на горы, на светлое море.

Мне чудится, словно прошло мое горе,

И юность такая ж, как прежде была,

Во мне встрепенулась, и жизнь моя снова

Гулять, распевать, красоваться готова

Свободно, беспечно, - резва, удала.

В этих стихах основные черты стиха Языкова не выступают так открыто, прямо, как в предшествующем стихотворении; в начале звучит тональность раздумья, созерцания. Но постепенно нарастает темп и энергия, и "спокойный" амфибрахический ритм в заключительных строках вдруг выявляет в себе характерные черты языковского стиха, его восторженную стремительность.

Языковский стих - это не "одежда" поэтического смысла, содержания; он и есть предметно, осязаемо развернутое перед нами поэтическое содержание лирики Языкова в его самых общих особенностях. Конечно, есть еще неповторимое содержание каждого отдельного стихотворения, существующее в его конкретной словесной и ритмической плоти. Но общий пафос поэзии Языкова опредмечен именно в основном характере его стиха, внятном в большинстве его стихотворений.

Гоголь писал об общем пафосе языковской поэзии:

"Эта молодая удаль... которая так и буйствует в стихах Языкова, есть удаль нашего русского народа, то чудное свойство, которое дает у нас вдруг молодость и старцу и юноше, если только предстанет случай рвануться всем на дело, невозможное ни для какого другого народа, - которое вдруг сливает у нас всю разнородную массу, между собой враждующую, в одно чувство, так что и ссоры и личные выгоды каждого - все позабыто, и вся Россия - один человек" (цит изд., с. 406).

Поэзия Языкова не просто говорит об этой удали; она сама по себе - как словесная и ритмическая реальность - есть эта удаль. Эта удаль осуществлена в стремительном темпе стиха, в выговаривании большой и сложной фразы "одним дыханием", в "удалой" инструментовке.

С поразительной свободой Языков нередко на глазах преобразует стих, вселяя в него свою восторженную удаль. Таково его прекрасное стихотворение "Переезд через Приморские Альпы" (1839), открывающееся размеренной поступью элегического описания, а в конце вдруг выливающееся в дифирамб, полный неповторимого языковского "восторга":

Я много претерпел и победил невзгод,

И страхов, и досад, когда от Комских вод

До Средиземных вод мы странствовали, строгой

Судьбой гонимые: окольною дорогой,

По горным высотам, в осенний хлад и мрак,

Местами как-нибудь, местами кое-как

Тащили мулы нас, и тощи, и не рьяны;

То вредоносные миланские туманы

И долгие дожди, которыми Турин

Тогда печалился, и грязь его долин,

Недавно выплывших из бури наводненья;

То ветер с сыростью и скудность отопленья...