Как поджарить цыпочку

Джасмин послюнявила палец и пролистала свои записи: копченая курица с острым чечевичным пюре, горячий бисквит с беконом и ветчиной, мясное ассорти с бобами и чесночные колбаски. Она написала уже три поваренные книги и окончательно утвердилась во мнении, что ее будущее – не в изыске, а в простоте. Разумеется, и она в свое время поддалась повальному увлечению «новой кухней». Кто же не помнит ее куриную грудку на ложе из виноградного пюре или приправу из сыра бри и кумквата? Кто забудет ее апельсиново-шоколадный салат с ликером «Гран Марнье»? Но инстинкт неотвратимо толкал ее к большим порциям. Вид полупустых тарелок вызывал бешенство. Джасмин предпочитала горы еды и моря подливок. Она с улыбкой огладила свою тяжелую плоть. Джасмин давно уже нашла термин для определения своей деятельности. Она станет гастрофеминисткой. Королевой изобилия, императрицей избытка. Никаких скидок на отсутствие аппетита, никаких «спасибо, достаточно». Никто не посмеет с утомленно-грустной улыбкой отодвинуть приготовленное ею блюдо. Ее блюда будут удовлетворять самым тайным, примитивным потребностям. Тушеная говядина, сдобренная топленым шоколадом и щепоткой корицы; яблочный пирог, сочащийся кальвадосом и маслом; соте из свинины и лука-шалот, и везде и всюду – литры сметаны и горчицы.

Джасмин довольно улыбнулась. Она не представляла себе мира без поваренных книг. Мира, в котором оковалок мяса просто кидают на огонь и подают его полупрожаренным, с кровью. Без соуса, без продуманного гарнира. Ну, может, добавят какие-нибудь корнеплоды, вываренные до неузнаваемости. И то, если повар хоть немножко знаком с химией. Нет, жизнь без поваренных книг даже представить себе невозможно – это как христианство без Библии.

У Джасмин была цель: привести людей к Великому – изысканному и неповторимому. К тому, они еще не пробовали. Она не жаловалось, но… Ее желудок отяжелел от постоянной необходимости пробовать, язык обуглился от горячего, кожа на пальцах загрубела от ежедневного пролистывания рецептов. Всю жизнь резать, толочь и заливаться слезами от лука. Руки уже просто отваливаются. Нужно как можно скорей донести до людей свое послание! Проповедники всегда страдали. Она тоже пойдет на муки, лишь бы появилось еще одно достойное блюдо…

– Джасмин!

– Что?

– Отруби.

– Ты все съел.

Из кухни донесся стон сажаемого на кол мученика.

– Может, за банкой с манной крупой осталась еще пачка.

Джасмин до сих пор помнит день, когда она впервые увидела поваренную книгу Ей тогда было четырнадцать. Спеша расстаться с невинностью, она предложила ее своему семнадцатилетнему соседу, но через двадцать минут забрала предложение обратно – его ощупывания не привели к желаемому результату. Спускаясь по лестнице из спальни юного неудачника, она натолкнулась на книжный шкаф его матери, полный книг в ярких обложках. Это были поваренные книги. Словно по сигналу гонга, Джасмин уселась на пол и принялась читать, дивясь обретенному ею райскому блаженству.

Она читала поваренные книги как романы, каждый рецепт в них казался отдельной главой. Список ингредиентов был вступлением, инструкции по приготовлению – развитием сюжета, подача блюда на стол – кульминацией, а возможность замены ингредиентов, если таковая имелась, – развязкой. Вооружившись карандашом и бумагой, она начала сочинять рецепты несуществующих блюд: салат из картофельных чипсов, тыквенный штрудель, печеная горчица со сладким кремом. Ее беда, и она понимала это с самого начала, была в том, что ей случилось родиться не в том месте – Вашингтон не славился кулинарными традициями. Никаких особенностей у местной кухни не наблюдалось, отсутствовала и ностальгия по блюдам, которые готовила ее прабабушка. Сметана и мучные соусы генетически не укоренились ни в одном из четырнадцати поколений их семейства. Она не пробовала даже типично новоанглийской похлебки из устриц или популярной на юге кукурузно-бобовой каши. Джасмин оказалась кулинарной сиротой, а потому должна была изобретать все сама.

С недетской увлеченностью она начала с супов. Сначала мясных, потом перешла к французским рыбным и даже отважилась на луковый суп по рецепту Бокюза ^[2]

– со слоеной хлебно-сырной корочкой сверху. Ее подружки тратили деньги на шмотки, она же откладывала драгоценные доллары на трюфеля, чтобы ураганом ворваться в дом с крошечным пакетиком благоухающих грибов. Мать Джасмин, за всю жизнь отважившаяся лишь на одно кулинарное приключение – тунца, тушенного в сметане (в то время как к тунцу полагалась лишь жареная картошка), – очень переживала. Одержимость ее малолетней дочери кулинарией попахивала нарушением правил приличия, пусть и не вполне понятно почему. Ни за какие коврижки она не стала бы отговаривать дочь от этого занятия, потому что боялась сорваться. Напротив, каждый вечер она, затаив тревогу, садилась за обеденный стол и с осторожностью сапера бралась за ложку.

– Это что? – спрашивала она подозрительно.

– Пармезанская ветчина.

– Ветчина? А зачем ее на дыню-то класть? Может, оставить на бутерброды?