Как работает исцеление. Как настроить внутренние ресурсы организма на выздоровление

Я посоветовал ему побольше отдыхать и направил на лечение к нескольким специалистам по черепно-мозговым травмам и посттравматическим стрессовым расстройствам. Со временем его состояние начало улучшаться, но происходило это очень медленно, прогресс был едва заметен. Вскоре его состояние переросло в хроническое. И я мог только пытаться уменьшать его боль при помощи лекарств с минимальными побочными эффектами, чтобы он чувствовал хоть какое-то облегчение. Такая терапия лишала меня всякой веры в себя и выбивала землю у него из-под ног. Когда я сообщил сержанту Мартину, что мне нечего больше предложить ему в качестве лечения, он отказался от моих услуг врача: «Я не смирюсь с этим, – сказал он на последнем приеме. – Для вас я застрял где-то в первой симфонии Бетховена. Но я знаю, что это только начало». И после паузы он добавил: «Мой добрый друг, – обратился он ко мне (никогда раньше он так не называл меня). – Когда я был в Ираке и мы наткнулись на ту бомбу, я не помню, как отнес своего товарища в укрытие, об этом другие рассказали мне. Единственное, что осталось в моей памяти после взрыва, это как я очнулся в больнице в шоковом состоянии. И я до сих пор не пришел в себя; мне нужно еще раз очнуться». Больше он не приходил ко мне на прием. Как и на поле боя, сержант Мартин не собирался сдаваться, он был настроен победить свою болезнь. Мне только оставалось надеяться, что в конце концов он сможет одержать верх в этой битве с самим собой.

Докторам не нравится давать пациентам ложные надежды. Принято считать, что если от определенной болезни нет эффективного лечения, больному лучше смириться с реальностью, чем пытаться найти неэффективные и, возможно, вредные способы лечения, которые ничем не помогут. Наука способна отделить то, что действенно, от того, что не работает, и таким образом, как нам кажется, мы можем определить, где «ложная» надежда, а где – настоящая. Иногда пациенты воспринимают это как полное отсутствие перспективы и впадают в депрессию, а другие, как сержант Мартин, отвергают даже мысль о том, что им придется с чем-то смириться.

До того как я встретил его, я считал, что знаю, как отличить настоящую надежду от ложной, опираясь на науку. Тем не менее, сержант Мартин убедил меня, что все гораздо сложнее, чем мы думаем: недостаточно лишь науки, требуются совместные усилия со стороны врача и пациента. Ни один из них по отдельности не сможет справиться с ситуацией.

Вот что произошло потом. Несколько месяцев спустя я встретил сержанта в холле нашей больницы, и я с трудом узнал его: он выглядел гораздо лучше и сказал, что головные боли теперь появляются значительно реже, он стал крепче спать, и боли почти прекратились. Он говорил более четко и почти не принимал тех таблеток, которые я прописывал ему. Мартин обирался пойти учиться, найти работу, его отношения в семье наладились.

– Как вы этого добились? – спросил я его.

– Гипербарическая оксигенация[1]

.

– Неужели, – с недоверием воскликнул я.

– Ага, – продолжил он. – Прошел сорок процедур, и это исцелило меня.

Он явно не был полностью здоров, но ему точно было намного лучше, чем когда-либо на моей памяти. Дело было не в гипербарической оксигенации (ГБО). Я изучал этот метод лечения и отверг его, как это сделало и большинство других врачей, поскольку результаты научных исследований показали его неэффективность.

Но сержанту было все равно, что я говорил об исследованиях. Он совершил невозможное, когда спас своего товарища после взрыва бомбы, и теперь пойдет на все, чтобы спасти себя. Мое мнение не могло его остановить, он услышал от своих сослуживцев, что процедура гипербарической оксигенации может помочь при черепно-мозговой травме, и сделал сорок процедур.

Я пригласил его зайти в мой кабинет и рассказать о подробностях. Мартин поведал мне, что его отец нашел центр ГБО и согласился оплатить процедуры, которые не могли быть покрыты страховкой. Они заключались в том, что он ехал в центр ГБО, заходил в большую процедурную, где лечение получали сразу десять человек. Там он встретил терапевта, специалиста ГБО, который описывал процедуру лечения и ожидаемые результаты, а также изучал возможные побочные эффекты для каждого пациента индивидуально. Каждый день кроме выходных сержант Мартин входил в процедурную, где вместе с другими он целый час дышал 10 % кислородом через маску. Он часто встречал одних и тех же пациентов, которые тоже страдали от черепно-мозговой травмы. В помещении было повышенное, давление и он это чувствовал: казалось, как будто ныряешь в глубокий бассейн. Специалисты объяснили ему, как должна подействовать гипербарическая оксигенация. Идея заключалась в том, что сжатый воздух проникает в мозг и стимулирует процесс заживления в поврежденных участках, которые были «оглушены» взрывом бомбы и «дремали». Дополнительный поток «будил» клетки и запускал процесс исцеления. Я не клюнул на такое объяснение, но сержант поверил. И вот он стоял передо мной – почти исцелившийся. Он дошел до последних нот своей симфонии и пропел оду «К радости»[2].