Как раскрыть убийство. Истории из практики ведущих судмедэкспертов Великобритании

Армия разжиревших опарышей, извиваясь, ползла сквозь плоть. Они залезали в глазницы, забивались в носовые проходы, вываливались изо рта и ушей. Должна признаться, что наблюдать за ними было увлекательно, несмотря на мои серьезные сомнения в том, что происходящее научно и вообще приемлемо. Это действо завораживало. Кровь и отрезанная человеческая голова отошли на второй план: меня поражала скорость, с которой личинки уничтожали плоть, исчезающую прямо у меня на глазах.

Выяснилось, что опарыши будут там находиться до тех пор, пока не съедят всю плоть дочиста. Когда я пришла в лабораторию, Дерек как раз занимался текущей проверкой и смотрел, как у них идут дела. Он объяснил, что постоянные движения и активность личинок создают тепло, которое ускоряет процесс отделения тканей в замкнутом пространстве мешка. Если содержать личинок в тепле, то они счистят плоть примерно за два или три дня. Еще я узнала, что личинки очень эффективно и тщательно выполняют свою работу. Но самое поразительное во всей этой истории то, что Дерек считал это совершенно нормальным способом провести день!

* * *

(Рассказывает Дерек.)

Разумеется, для меня это было будничным занятием. Мне часто поступали задания восстановить череп после удара тяжелым предметом, и для этого я подключал к работе личинок. Просто поразительно, как эти маленькие создания вгрызаются в плоть и начисто объедают все ткани, чтобы дать возможность судмедэксперту поработать с костями.

Я пользовался этим методом всю свою карьеру, а впервые с ним познакомился в Музее патологии Гордона. Я заядлый рыбак, так что вид шевелящихся червей мне не противен. Личинки, которых я получал, были разного возраста, и поэтому некоторые превращались в куколок еще до завершения своей работы. Но эта жизнь рыболовно-судмедэкспертных опарышей была не так уж и плоха. Сначала им предлагали роскошный пир, а не их самих скармливали другим, а потом выпускали на свободу на какой-нибудь свалке, которая была мне по дороге.

* * *

(Рассказывает Полин.)

Как секретарь я гораздо быстрее, чем можно было себе представить, стала воспринимать особенности отделения судебной медицины как часть нормальной рабочей обстановки. Приходя в офис, мы сразу с головой погружались в «кокон», который был так далек от обычного и тривиального мира, что, выходя за порог отделения, ты как будто покидал зону комфорта, а не входил в нее. Бывало, меня шокировала обычная жизнь Лондона и толкучка в метро, а не реалии судебной медицины.

Мы всегда представляли себе, какой будет реакция у других пассажиров в вагоне, узнай они, что рядом с ними едет человек, просидевший весь день в морге, где он вскрывал или восстанавливал тела или удалял плоть с костей с помощью химикатов или личинок, как Дерек. Разве кто-нибудь из них смог бы в это поверить?

Я любила свою работу, но по возвращении домой я не пыталась намеренно вернуться мыслями к прошедшему дню. Его подробности лежали далеко за пределами зоны комфорта. У родных вообще не получалось вписать пережитые мной события в привычные рамки. Они слушали меня с большим интересом, но всё же самые острые углы приходилось сглаживать, особенно перед ужином. Чтобы поговорить о том, что нового произошло на работе, нужно было сначала подготовить слушателей, а на это у меня совершенно не было сил.

Часто бывало, что в голове я уносила с работы такие картины, которые стоило бы — нет, даже было необходимо — начисто забывать. Из них для меня наихудшими были фотографии, к виду которых я была не готова. Некоторые я до сих пор помню во всех подробностях. После таких дней я возвращалась домой с четким осознанием того ужаса, который творится в нашем отделении. У меня не было ни малейшего желания нагружать этим других людей, тем более многочисленными печальными подробностями.

Мои друзья — более молодые и менее впечатлительные — стали моей отдушиной. К их чести, они воспринимали все, что я им рассказывала, с необычайной стойкостью, никогда не сомневаясь в правдивости моих историй. Хотя порой от некоторых страшных рассказов у них волосы вставали дыбом.