Как Россия проигрывает войну на Донбассе? Доклад Координационного Центра Помощи Новороссии

Личный состав в массе своей крайне плохо владел даже легким стрелковым оружием, эксплуатация тяжелого вооружения, бронетехники и танков была жестко ограничена наличием экипажей, ранее имевших практику армейской службы именно с таким вооружением/техникой или службы на бронетанковой технике вообще. В большинстве подразделений отсутствовали полноценные штабы, не было карт, руководство службой войск было в массе своей настолько неадекватно, что от 50 до (временами, в пике, в отдельных подразделениях) 70 процентов потерь ополчения в живой силе приходилось на “дружественный огонь”. (От большего количества потерь такого рода спасало только ранее упомянутое плохое владение стрелковым оружием. Наиболее широко известный случай - расстрел выходящей после первого штурма Донецкого Аэропорта группы “Искра” постом батальона “Восток”. Другой типовой случай осени 2014-го года - возвращающаяся из выхода разведгруппа попала под огонь поста ополчения, который, получив предварительную вводную об этом проходе, тем не менее, не смог опознать своих. Дистанция автоматной перестрелки - 100 метров. Итог - ни одного раненого с обеих сторон. Таким образом бойцы, в том числе разведчики, провалили первое “упражнение учебных стрельб”, 1 УУС, выполняемое каждым “срочником” в российской армии.)

Главной проблемой ополчения являлось отсутствие жесткого централизованного управления и чудовищная динамическая неравномерность боеспособности - численность отряда и список его вооружения, оторванные от людей, ничего не значили. Отдельные группы и отряды могли иметь очень высокий уровень боеспособности, однако основная масса ополчения была посредственно подготовлена, а некоторые группы вообще годились только для того, чтобы стоять на блокпостах и досматривать автотранспорт в поисках “подозрительных личностей” (на самом деле - контролировать грузопотоки, в основном - контрабанду угля).

Озвученная после заключения “Минских соглашений” идеология создания из ополчения “корпусов народной милиции” ЛНР и ДНР предполагала централизацию снабжения и управления воинских частей, приведения их к неким стандартным штатным расписаниям, контроль за набором людей в войска, стандартизацию их обучения, фильтрацию нежелательного элемента (алкоголики, наркоманы, криминал, агентура противника). Все это должно было обеспечить единоначалие в управлении войсками, рабочую “командную цепочку” и, главное, обеспечить полноценное военное планирование через предсказуемость результатов применения войск, чего крайне редко удавалось добиться ранее.

Для решения этой задачи в структуру корпусов НМ вводились на должностях командиров подразделений, начальников штабов и служб на уровнях от корпусного вплоть до батальонного российские военные советники, которым передавалось все реальное руководство войсками. Местные командиры формально назначались их первыми заместителями. “Советники” сменялись с частотой от полугода до года-двух. Основным инструментом кадровой политики провозглашалась зарплата рядового солдата в 15 000 рублей под лозунгом “Идейные нам не нужны, за эти деньги мы здесь людей наберём”. Целью военного строительства провозглашалось создание вооруженных сил, способных поддерживать соблюдение “Минских соглашений”, армии не просто временной, но “армии мирного времени”.

Сочетание этого подхода к руководству Народной Милицией и экономической ситуации в Республиках на протяжении прошедших четырех лет породило ситуацию, которую сложно охарактеризовать иначе, чем “затянувшийся шабаш “халифов на час”. В итоге за прошедшие почти пять лет от ситуации “Минские соглашения” спасают от разгрома ВСУ”, мы пришли к ситуации “Минские соглашения” спасают от разгрома Корпуса Народной Милиции Республик”.