Как рыть могилу

– Потому что в этот день, проезжая по приморской дороге, сеньор Трехо встретил свою дочь. Может, оттого, что он не видел ее мертвой, он убедил себя, что она жива, что это она. По крайней мере, он поверил, будто видел ее. До конца он не обманывался, но эта мысль захватила его. И думая, что видит свою дочь, он знал, что лучше не приближаться, не заговаривать с ней. Бедный сеньор Трехо не хотел, чтобы иллюзия рассеялась. Его друг доктор Лаборде разбранил его в тот вечер. Немыслимо, сказал доктор, чтобы он, Трехо, культурный человек, вел себя как ребенок, играл с глубокими и священными чувствами; это дурно и опасно. Трехо признал, что его друг прав, но заявил, что если сначала умышленно поддался этой игре, то потом в игру вступили какие-то иные, высшие силы, что-то более могучее, другой природы, быть может, судьба. Ибо случилось невероятное: девушка, которую он принял за свою дочь, – видите ли, она ехала в старом автомобиле, которым правил молодой человек, – попыталась ускользнуть. «Эти молодые люди, – сказал сеньор Трехо, – для просто посторонних вели себя необъяснимо. Заметив меня, они бросились удирать, словно она и вправду была моя дочь и по каким-то таинственным причинам хотела скрыться. Я почувствовал, что под моими ногами вдруг разверзлась пропасть, что этот привычный мир вдруг стал сверхъестественным, и все время повторял в душе: не может быть, не может быть». Он понимал, что поступает нехорошо, но попытался догнать их. Молодые люди снова сбежали.

Толстяк смотрел на них, не мигая, своими водянистыми глазами. После паузы он продолжил:

– Доктор Лаборде сказал ему, что нельзя приставать к чужим людям. «Надеюсь, – повторил он, – что, если ты еще раз встретишь молодых людей, ты не станешь гоняться за ними и надоедать им».

– Совет Лаборде был совсем не плох, – отметила Хулия. – Нечего надоедать незнакомым. А почему вы это рассказываете?

– Ваш вопрос вполне уместен, – подтвердил толстяк, – он попал в самую точку. Ведь мысли каждого скрыты от нас, и мы не знаем, с кем сейчас говорим. А сами кажемся себе прозрачными; но это совсем не так. Ближний знает о нас лишь то, что говорят ему внешние знаки; он поступает как древние оракулы, разглядывавшие внутренности мертвых животных, следившие за полетом птиц. Система эта далеко не совершенна и приводит к всевозможным ошибкам. Например, сеньор Трехо предположил, будто молодые люди убегают от него оттого, что она – его дочь; они же чувствовали за собой Бог знает какую вину и приписывали бедному сеньору Трехо Бог знает какие намерения. Думается мне, на шоссе были гонки с преследованием и они привели к несчастному случаю, к гибели Трехо. Несколько месяцев назад в том же месте при похожих обстоятельствах погибла одна сеньора. Теперь к нам пришел Лаборде и рассказал историю своего друга. Почему-то я сопоставил один несчастный случай или, скажем, один факт с другим. Сеньор, вас я видел в отделе расследований в тот раз, когда мы вызывали вас для дачи показаний, но тогда вы тоже нервничали и, наверное, не помните меня. Цените мою откровенность, я кладу свои карты на стол.

Он посмотрел на часы и положил на стол руки. – Сейчас мне пора уходить, но времени у меня предостаточно, так что завтра я вернусь… – И, указав на стакан и чашку, спросил: – Сколько с меня?

Толстяк встал, сурово простился и вышел. Аревало сказал, словно обращаясь к себе самому:

– Каково?

– У него нет доказательств, – отозвалась Хулия. – Будь у него доказательства, при всем его свободном времени он бы нас арестовал.

– Не спеши, он нас еще арестует, – устало сказал Аревало. – Толстяк идет по верному следу: он расследует наши денежные обстоятельства до и после смерти старухи и найдет ключ.

– Но не доказательства, – настаивала Хулия.

– Зачем доказательства? Ведь есть мы со своей виной на душе. Почему ты не хочешь взглянуть фактам в лицо, Хулия? Нас затравили.

– Давай убежим, – попросила Хулия.

– Поздно. Нас выследят и поймают.

– Будем драться вместе.

– Порознь, Хулия, каждый в своей камере. Выход только один: покончить с собой.

– Покончить с собой?

– Надо уметь проигрывать, ты сама это говорила. Вместе, вдвоем, забыть об этом кошмаре, этой усталости.

– Поговорим завтра. Сейчас тебе надо отдохнуть.

– Нам обоим надо отдохнуть.

– Пошли.

– Ступай. Я приду чуть погодя.

Рауль Аревало закрыл окна, опустил жалюзи, один за другим закрепил шпингалеты, подтянул обе створки входной двери; толкнул задвижку, повернул ключ, наложил тяжелый железный засов.