Как современные книги превращаются в кино

О.Л. Теперь вспомним оригинал цитаты «Важнейшим из искусств для нас является…». Насчёт оригинала до сих пор ведутся споры, но мы отставим их в сторону и просто напомним вариант: «Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк»[1]. Кино, дамы и господа, и цирк! Я ничего не имею против цирка. У меня родственники цирковые, я знаю, что цирк — прекрасное, очень сложное искусство со своими художественными средствами выразительности.

Вернёмся к фантастике: мы наблюдаем смещение литературы в кино, при этом она остаётся в материальном виде книги. Следующий шаг — нет, не цирк. Следующий шаг — игра.

Д.Г. То есть повышение степени условности. У любого искусства есть степень условности. В игре она выше, чем в кино. Персонажи там — не живые актёры, а анимированные фигурки на экране.

О.Л. Я-читатель за счёт изменения средств выразительности смещаюсь по отношению к действию. Подчёркиваем, не по отношению к чисто физическому «экшену», а по отношению к сквозному действию произведения. Первый вариант: я внутри действия. Второй вариант: я наблюдаю за действием. Третий вариант: я играю с действием. Степень отстранённости всё выше, степень сопереживания всё ниже! Этот процесс выведения читателя из действия в сегменте фантастики, как по нам, неостановим. Поэтому новый этап уже на пороге — игра. Мы будем видеть всё больше фантастики, напоминающей игры. Вы будете всё чаще слышать не слово «пейзаж», а слово «локация».

Д.Г. Не «мир», а «сеттинг».

О.Л. В чём разница между пейзажем и локацией? Пейзаж — это ещё всё-таки и литературный, и кинематографический термин. А локация, сеттинг… «Развитие характера» сменится «прокачкой персонажа». Этого будет всё больше, и такой подход в фантастике вытеснит метод «книга-кино».

Блиц-интервью: вопросы из зала

Не кажется ли вам, что корректней, исходя из ваших же тезисов, сказать, что кинематограф переходит в цирк? Да, тенденция верна, но игра — это вообще какой-то отдельный мир. А вот цирк — как раз да!

Д.Г. Норма — это когда средства выразительности используются по назначению: цирковые для цирка, кинематографические для кино, литературные для литературы. Есть замечательные цирковые шоу, есть отличные комиксы. Но когда идёт подмена средств выразительности…

О.Л. Средства выразительности в искусстве могут быть взаимозаменяемы, а могут и не быть. Привлечение в кино цирковых средств выразительности допустимо, потому что и то, и другое — зрелище. Они, грубо говоря, однояйцевые. А вот привлечение в литературу средств кинематографа — подчёркиваю, не средств сценария, который всё-таки двоюродный брат художественной литературе, а кинематографических, операторских, бутафорских — уже недопустимо. Сшивают два разных организма, отсюда и проблема.

В чём же первопричина?

О.Л. Я не уверен, что прав… Мне бы не хотелось быть правым. У читателя становится всё меньше времени на собственно человеческое восприятие искусства. Ему сопереживать некогда, он занят.

Д.Г. Он читает фактически конспект. То, о чём мы говорили, — это конспект художественного произведения.

О.Л. Может, проблема в ускорении темпа жизни: нет времени на человеческие реакции. Хочешь есть? Перекусил фастфудом по дороге на работу…

Поставили диагноз, уже сказали, кто виноват. Но что делать?

О.Л. Я не уверен, что это диагноз. Это скорее итог наблюдений. Процессы старения можно замедлить, но остановить не получится. Умение концентрироваться становится всё короче, и мы ничего не сделаем с этим в реальных масштабах. Это как ребёнку говорят: почитай сказочку! «Не хочу!» Ну, хоть картинки посмотри! Мы сейчас идём по этому пути: «хоть картинки посмотри»! Посмотри картинки, читая текст!

Д.Г.

Помните, я говорил, что объём среднестатистической книги уменьшается? Это из той же оперы.

Это всемирная тенденция?

О.Л. У нас нет данных, чтобы так обобщать. Но я с интересом вижу, что, скажем, Дэн Симмонс, или Гэвриел Кей, или Роберт Маккаммон выходят на родном языке сотней тысяч экземпляров. А у нас в переводе — четыре тысячи и провал продаж. Вывод делайте сами.

Возможно, это вина не читателя, а писателя? Хлынуло множество, грубо говоря, графоманов…

О.Л. Понимаете, ничего просто так не хлещет. Хлещет — значит, прорвало трубу. Если хлынуло — значит, этого хочет читатель, это издаёт издатель…

А может, эти кинематографические средства выражения не так уж плохи? Может, они применимы где-то в литературе?