Но проблема заключалась в том, что идей нет. Я в безвыходном положении. У меня был план, который я начала приводить в исполнение, а потом этот придурок прилюдно слетел с катушек. В дополнение ко всем бедам, я скучаю по Мэйси. Прошло всего пять дней, сто двадцать часов, как я видела ее в последний раз, и мне уже ее отчаянно не хватает. Вспоминает ли она меня и думает, что я ее бросила? Потому что это добьет меня.
— Что стало с Брэдом? — спрашиваю Верн на выходе.
— Он говорил о себе в третьем лице, — отвечает она, запирая входную дверь. — Брэд согласен. Брэд хочет снова увидеть Веронику. Типа иу. Очень жутко. — Она не услышит от меня возражений. — Хочешь, чтобы я отменила встречу, и мы позависали? Сестры важнее ухажеров.
— Сестры важнее ухажеров, — повторяю я вслед, и мы ударяемся кулаками.
Я бросаю взгляд на тротуар, где на холостом ходу стоит «Мерседес» S-класса, за рулем которого терпеливо ждет корпоративный костюмчик.
— Неа, иди. Повеселись. Порезвись голышом. Я найду, чем заняться.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я сообщила о нем в органы опеки?
Она не шутит. Совсем. Если что-то пойдет не так, Вероника та, с кем вы захотите быть по одну строну баррикад. Ее не мучают угрызения совести, если это касается защиты себя и тех, кого она любит. Переступая ей дорогу, вы действуете на свой страх и риск.
— Нет, спасибо. Не желаю, чтобы мы обе оказались за решеткой. Но это очень мило с твоей стороны.
Она пожимает плечами.
— Предложение остается в силе.
Мрачный Жнец причинил достаточно вреда. Хотелось бы поскорее оставить все пережитое позади, но правда в том, что я не могу перестать думать об этом. По-прежнему больно и этому чувству нет конца.
Я думала, мы начали достигать успеха, что у нас завязывалась своего рода дружба, но быть униженной перед больничным персоналом и врачами было очень обидно.
А еще есть Мэйси.
Видимо, дети мне нравятся больше, чем я предполагала, потому что забота о ней была скорее удовольствием, чем тяжкой ношей. Единственный вывод, который можно из этого сделать, — я с нетерпением жду, когда однажды у меня появится свой ребенок.
Правда, от кого?
Несмотря на влажность и жару, пицца остыла к тому моменту, как я возвращаюсь домой, шаркая своими «Аир Джордан». Надо их выкинуть завтра. Каждый раз, смотря на них, вспоминаю сами-знаете-кого, нельзя этого допускать.
Я поднимаюсь по лестнице, толкаю входную дверь, — даже это стоит больших усилий, — и бросаю сумку-почтальонку на пол.
— Я дома! — ворчу довольно громко. Возглас и угроза. Подходите на свой страх и риск! Я редко бываю в плохом настроении, так что это что-то с чем-то.
— Если интересно, у меня есть пицца.
Из гостиной доносится взрыв смеха и это несомненно голос матери. Какого… черта? Беззаботная радость воспринимается, как личное оскорбление. В моем доме кто-то веселится? Нет. Дело в том, что моя мама не смеется. Обычно нет. Не с тех пор, как я ее знаю. Эта непоследовательность в поведении нуждается в немедленном выяснении причины, поэтому не задерживаюсь, чтобы оставить пиццу на кухне. Нет, я прямиком направляюсь в гостиную.
Где нахожу Бонни Джеймс, сидящей скрестив ноги на ковре, который я купила на Etsy, и играющей с Мэйси, у обеих на лицах растянулись улыбки.
Лично я не помню, чтобы мама играла со мной в детстве. Вообще. Но вот она сидит и учит играть Мэйси в ладушки.
С другого конца комнаты до меня доносится зловоние серы. Образно выражаясь и все такое.
Мрачный Жнец уставился в мою сторону. Наклонившись вперед и уперев локти в колени, он сидит в углу, как злой дух из Ада. Джордан тут же приподнимается и, опустив плечи, медленно встает. Его темная рубашка помята, рукава закатаны, на голове беспорядок, и я не про стильную укладку. Он выглядит, как мясной рулет, который оставили на жаре на неделю. Вот и хорошо. Его страдания доставляют мне удовольствие. Еще, как сказала бы Мэйси.
— Как много душ ты украл сегодня?
— Чего? — отвечает Жнец с озадаченным выражением лица.
— Что здесь происходит? — требую я.
— Ри! — визжит Мэйси, заметив, что я стою на пороге. Ее ручки взлетают вверх. — Подними!
Бросив коробку с пиццей на столик у стены слева, подхожу к ней и беру на руки, крепко целуя в пухлые складочки на шее. Ничего не пахнет так хорошо, как малыш… если только на нем нет грязного подгузника.
Самое главное, она выглядит здоровой и счастливой. Меня охватывает чувство глубочайшего облегчения.
— Вниз, — приказывает она. Я отдаю ее маме.
— Мистер Уэст сказал, что ему нужно срочно с тобой поговорить, поэтому я предложила подождать тебя. Я пыталась дозвониться до тебя.
Она имеет в виду мой личный телефон, от которого пришлось отказаться из-за нехватки денег, что произошло не без участия мужчины, уставившегося на меня с другого конца комнаты.
— Хмм, — вот и весь мой ответ. Чувство моего собственного достоинства не сможет сейчас выдержать еще один удар.
— Могу я поговорить с тобой? — тихо спрашивает Жнец.
— Пицца остывает, так что нет.
— Это займет всего лишь минуту.
— Он ждет уже час, Ри, — говорит предательница, родившая меня. — Просто поговори с мужчиной.