Как сражалась революция

1. Я, сын трудового народа, гражданин Советской Республики, принимаю на себя звание воина Рабочей и Крестьянской Армии.

2. Перед лицом трудящихся классов России и всего мира я обязуюсь носить это звание с честью, добросовестно изучать военное дело и, как зеницу ока, охранять народное и военное имущество от порчи и расхищения.

3. Я обязуюсь строго и неуклонно соблюдать революционную дисциплину и беспрекословно выполнять все приказы командиров, поставленных властью, Рабочего и Крестьянского правительства.

4. Я обязуюсь воздерживаться сам и удерживать товарищей от всяких поступков, порочащих и унижающих достоинство гражданина Советской Республики, и все свои действия и мысли направлять к великой цели освобождения всех трудящихся.

5. Я обязуюсь по первому зову Рабочего и Крестьянского правительства выступить на защиту Советской Республики от всяких опасностей и покушений со стороны всех ее врагов и в борьбе за Российскую Советскую Республику, за дело социализма и братства народов не щадить ни своих сил, ни самой жизни.

6. Если по злому умыслу отступлю от этого моего торжественного обещания, то да будет моим уделом всеобщее презрение и да покарает меня суровая рука революционного закона.

Рассказы о мужестве

Рабочий, член Коммунистической партии с 1916 года. Командовал отрядами Красной гвардии и партизанской армией на Южном Урале. В боях против Колчака и Врангеля — начальник дивизии. В 1921 —1922 гг.— главнокомандующий, военный министр и председатель Военного совета Дальневосточной республики.

Один из первых Маршалов Советского Союза.

Час «пик»

В период нашего наступления на Верхне-Уральск в 1918 году в одном из селений подъехал ко мне верхом на коне седой как лунь старик и спросил:

— Где помещается штаб командующего?

— А зачем тебе штаб, дедушка?

— Молокосос! — возмутился он.— Я спрашиваю, где штаб командующего? Где командующий?

Ну, я ему и ответил:

—    Я сам командующий.

Он был поражен и, недоверчиво осмотрев меня с головы до ног и с ног до головы, твердо сказал:

— Хочу поступить добровольцем, я рабочий Терлянского завода.

После этого я понял, что дальнейшая полемика авторитета мне не прибавит, а поэтому приказал сопровождающим зачислить его в челябинскую батарею.

Снова, и уже в последний раз, я встретился с ним в бою за гору Извоз. Эта гора господствует над Верхне-Уральском. Подступы к ней трудные, местность открытая. Мы не имели данных, занята ли гора противником. Отряд сосредоточился для атаки и залег у подножия горы. Белогвардейцы молчали. Тишина. Так продолжалось два-три часа.

Известно, что всякий бой имеет свой час «пик»... Наступил такой момент и в этом бою: либо атака, либо дрогнут бойцы перед этой тишиной и сомнет нас тогда противник контратакой. Я решил срочно разведать, есть ли кто на вершине. Вижу — люди мнутся. Разведка смертью грозила. Узнать что-либо можно было, лишь вызвав огонь на себя. Вдруг появляется верхом на лошади колоритная фигура старика добровольца и заявляет мне:

—    Я поеду, товарищ командующий.

Трудно было принять решение, но речь шла о жизни сотен людей. Получив разрешение, он направил коня галопом на гору... Сто... двести метров... Скоро вершина, и вдруг... пулеметный огонь. Не выдержал противник, выдал себя. Когда мы после боя осмотрели тело старика, то на нем оказалось около тридцати ран. Но он сделал свое дело. Мы узнали, что на вершине горы — противник, что в лоб атаковать нельзя, а нужно действовать в обход. К великому сожалению, я не помню сейчас ни имени, ни фамилии этого героя. Много тогда было беззаветных бойцов-рабочих, которые по своему внешнему виду ничем не выделялись.

Случай на переправе

У Красного Яра нам нужно было переправиться через реку Уфу. Вспомнил я, что есть у нас в отряде М. Голубых, который учился когда-то в техническом училище. Вызвал его и приказал:

—    Строй мост, чтоб к утру он был готов.

И правда, хоть на козлах, но за ночь мост был сделан. Течение реки быстрое, люди в холодной воде часами мучились, козлы заколачивали.

Когда проходили по мосту, он все кренился то вправо, то влево. Задерживаться на нем было опасно, и я отдал приказ, чтобы никто на мосту не останавливался. Вдруг какой-то старик остановил свою повозку как раз на середине моста и стал колесо исправлять. Мало того, что мост опасно накренило, так и вообще все движение стало.

Стали старику говорить, чтоб проезжал, а он отвечает, что надо кое-что исправить. Выругал я его крепко и велел бросить повозку в реку. Оттащили старика в сторону, повозку сбросили и открыли путь отряду.

Прошли части через реку, посмотрел я на старика. Вижу — стоит у берега, шапку снял, пригорюнился. Почувствовал я себя неловко, спросил:

—    Ты очень крепко на меня обиделся?