Как становятся химиками

Кстати, предлагаю химикам, читающим эту статью, на досуге поразмышлять, как современный школьник в полевых условиях, то есть без применения электричества, может наладить из доступных веществ получение водорода с выходом несколько литров в минуту? Никаких кислот я тоже не употреблял.

В дальнейшем мои разрушительные склонности несколько поутихли. Я увлекался получением цветного пламени, пытался без особого успеха делать цветные дымы, но всё это было уже относительно безопасно для окружающих. Лишь однажды, в конце девятого класса, я устроил террористический акт, информация о котором, должно быть, до сих пор хранится в архивах соответствующего ведомства.

Школа номер семь, в которой я учился, была восьмилетней, и, окончив восьмой класс, я пошёл в специализированную химическую школу № 281. Школа была при Химико-технологическом институте и располагалась на Четвёртой Красноармейской улице, так что ездить на занятия приходилось через весь город. Зато вместо обычной производственной практики у нас были занятия в институтских лабораториях, где мы проходили общую, а затем и аналитическую химию.

В ту пору я всерьёз намеревался стать химиком, и даже стихи, которые, как и многие сверстники, я сочинял в шестнадцать лет, касались не любви, а любимой науки. Курсу аналитической химии была посвящена целая поэма, из которой я сегодня помню одну строфу:

Всех на свете чудес чудесней.

Колбочку озарив,Вспыхнет прекраснее Песни Песней

Кобальта роданид.

И если бы мне сказали, что быть мне не химиком, а писателем, я бы не поверил. По русскому языку у меня была жалкая тройка, а школьный курс литературы я попросту ненавидел. То ли дело — химия!

В самой школе существовало УНО — ученическое научное общество. Нам было выделено помещение рядом с одним из кабинетов химии, и те, кто сумел сдать Софье Филипповне, нашей учительнице, экзамен по технике безопасности, получали право самостоятельно работать там по выбранной теме. Обществом мы гордились и даже, уж не знаю почему, присвоили ему имя Йенса Якоба Берцелиуса.

Моей темой было получение соединений тантала. Выбор прост: мне в руки попали осколки древней радиолампы, монстра едва ли не полуметровой длины. Один из электродов радиозверя был изготовлен из танталовой жести. Больше двадцати граммов редкого металла! Мог ли я пройти мимо? Вот только тантал недаром получил своё имя: работа с этим веществом и впрямь причиняет танталовы муки. Растворить металлический тантал практически невозможно, а при первом же неосторожном движении всякий синтез заканчивается получением пятиокиси тантала, столь же инертной, как и сам металл.

Прежде всего, тантал нужно было сжечь в хлоре или парах брома. Для этого обрезки жести помещались в кварцевую трубу, нагревались при помощи спиртовки, а затем туда подавался соответствующий галоген. Хлор я получал действием соляной кислоты на перманганат калия, а бром был куплен школой специально для моих нужд. В огромной ампуле было пятьдесят миллилитров брома, много больше, чем требовалось мне для работы. Едва едкие пары касались горячего металла, тантал вспыхивал ярчайшим пламенем. Удивительно красивое зрелище! В хлоре огонь был бело-зелёным, в парах брома неестественным — ярко-багровым. В холодной части трубки клубились волны дыма, состоявшего из мельчайших частиц пентахлорида или пентабромида тантала. Вещества эти оседали на стенках, откуда я их соскребал, когда синтез заканчивался. Далее получались всякие хитрые вещества, описание которых по большей части можно найти в двухтомнике Реми.

Казалось бы, такие опыты достаточно опасны, однако реальные неприятности происходили не с членами УНО, а с теми нашими однокашниками, которых мы презрительно именовали «праздношатающимися болванами». Когда-то они не сумели или не захотели сдать экзамен по ТБ, в общество допущены не были, ключа от лаборатории не имели, но тем не менее умудрялись влипать в различные истории. Одна из этих историй закончилась для школы драматически. Это случилось через два года после того, как я окончил школу. Один болван, не сдавший Софье Филипповне экзамена, разузнал где-то рецепт перекиси ацетона, начал готовить его дома и в результате остался без пальцев. После этого общество имени Йенса Якоба Берцелиуса было разогнано, Софью Филипповну спешно отправили на пенсию, тем более что ей было уже под семьдесят, а директора школы — добрейшего литератора со зверской фамилией Люторович — отстранили от должности. Директрисой стала какая-то тётка, старательно изничтожавшая школьные традиции. Первым делом она приказала снять Доску почёта, где висели фотографии учеников, ставших в разные годы призёрами Всесоюзной олимпиады школьников по химии. Теперь на том месте, где была моя фотография, висит портрет единственного ученика, девятиклассника, окончившего школу на год позже меня. Поскольку он был из разряда праздношатающихся, я его, разумеется, не помню. Сегодня его имя, Владимир Путин, известно всем, но тогда… кому он был интересен?