Как стать добрым

Дэвид гордился столь смехотворным счетом, выставленным ему за лечение, — это я могла прочитать по его лицу. Раньше он бы просто рассмеялся (если не ударил) в лицо неквалифицированному шарлатану, который хочет слупить с него две сотни за десятиминутный труд, но теперь ГудНьюс (это имя станет постоянной темой разговоров) превратился в боевую единицу на нашем с Дэвидом поле битвы. Мне кажется, двести фунтов — слишком большая сумма, именно поэтому он с ликованием ее и выплатил. Извращение логики, если задуматься, — тревожная вещь, потому что чем все это может кончиться? Вполне возможно, например, что Дэвид в конце концов возьмет да и продаст детей какому-нибудь клубу педофилов, чтобы только пополнить бюджет на лечение и досадить мне. Нет, на самом деле Дэвид любит детей, но меня-то он ненавидит по полной программе.

— Двести фунтов! — воскликнула я.

— Причем с гарантией. Если что — я могу прийти снова и опять получить исцеление.

— Но он же все сделал с первого посещения. Какой тебе смысл ходить туда постоянно?

— Вот почему он заламывает такую цену. Это стоит денег.

Дэвид снова кланяется и разгибается, вызывающе мне ухмыляясь. Я мотаю головой и иду искать детей.

Позже, когда все семейство собралось у телевизора, я в очередной раз удивилась царящей в доме привычно домашней атмосфере. Словно ничего и не произошло: не было ни Стивена, ни проблем с Дэвидом — ничего. Жизнь катилась по ровной колее. Мы мирно сидели с тарелками у телевизора и смотрели «Прогулки с динозаврами». Этот семейный ритуал напоминал отчаянно смелый, закаленный пустынный цветок, готовый распуститься на самой негостеприимной почве.

Дэвид, впрочем, не оставлял попыток разрушить гармонию — сначала он улегся на пол и стал «качать пресс» (размер талии и общая физическая форма приводили Дэвида в едва ли не большее расстройство, чем спина), одновременно восхваляя способности ГудНьюса, но тут на него зашикали дети, чтобы не мешал смотреть телевизор, и тогда Дэвид стал прикалываться над текстом ведущего.

«Три недели спустя, — вещал Кеннет Брана, — самцы возвращаются для новой попытки спаривания».

— Ты уверен, Кен, что это не происходит уже на следующую ночь? — иронизировал Дэвид. — Ведь все это случилось сто миллионов лет назад. А ты, выходит, можешь вычислить, сколько там дней прошло между свиданиями.

— Помолчи, Дэвид. Детям нравится.

— Немного конструктивной критики им не повредит.

— В детстве как раз ее тебе и не хватало.

В конце концов нам удалось поладить и досмотреть сериал до конца, потом выкупать детей, уложить их спать и почти в полном безмолвии поужинать. Все это время я была на грани. Я собиралась что-то сказать им, даже совершить какой-то поступок. Вот только что именно следует говорить и делать — я не имела никакого представления.

На следующее утро во время завтрака Том не сводил глаз с меня и Дэвида, так что вскоре мне стало неуютно. Он вообще неуютный, если так можно выразиться, ребенок, то есть умеющий ставить взрослых в тупик. Нет, я не хочу ничего плохого сказать о своем сыне. Ну, знаете, как это говорят: непоседа, шалун и все такое, то есть у него есть весь набор детских недостатков, которые также могут рассматриваться и в качестве достоинств, смотря куда они устремлены. Том спокойный, быстрый на подъем и прямодушный ребенок. Причем чересчур прямодушный. То, что называется «простота хуже воровства». Он живое олицетворение ребяческой одаренности без проявления заметных талантов.

— В чем дело, Том? Что ты так уставился? — спросила я наконец. — Что с тобой происходит?

— Ничего.

— А почему ты все время смотришь на нас?

— Хочу увидеть, как вы начнете разводиться.

В фильме в этот момент я должна была бы поперхнуться кофе и забрызгать блузку, создав уморительную сцену. Но в жизни я просто зарядила ломтики хлеба в тостер, воспользовавшись этим поводом, чтобы отвернуться.

— С чего ты взял? — спросила я, не оборачиваясь. — С чего ты взял, что мы разводимся?

— Слышал в школе.

Сказано это было совершенно обыденным тоном. Детство — это время, когда информация слетается к тебе со всех сторон, и для Тома все равно, сказал ему это папа, мама или Билли из второго «в».

— Кто это тебе сказал? — тут же встрял Дэвид, тем самым немедленно выдав себя как источник утечки информации.

— Джо Сэлтер.

— Что еще за Джо Сэлтер, черт возьми, хотел бы я знать?

— Это парень из школы. Мой одноклассник.

— И какое это имеет к нему отношение? Отчего это Джо Сэлтера так заинтересовал вопрос, который не имеет к нему никакого отношения?

Том пожал плечами. Его не интересовал Джо Сэлтер. Его интересовало, собираемся ли мы с Дэвидом разводиться и как именно мы будем это делать. В общем, его позиция была мне вполне понятна.

— Разумеется, мы не собираемся разводиться, что за бред, — сказала я.

Дэвид тут же посмотрел на меня с нескрываемым торжеством.

— Интересно, откуда Сэлтеру стало известно, что мы собираемся развестись?

— Не знаю, — ответила я. — Тем более что мы не разводимся. И вообще, не понимаю, какое нам дело, что сказал или чего не сказал Джо Сэлтер.