Как стать лучшей подругой?

– Да при чем тут он? И это вообще была не я! И мне на него плевать. И пусть он думает себе, что я – психичка, сколько угодно, – Машка подтянула коленки к груди, обхватила их, уткнулась в них носом и обиженно замолчала.

– Да ладно тебе, с кем не бывает? Может, он и не думает о тебе, что ты – психичка. Мы же не знаем.

Маша молчала.

Молчала, потому что в голове у нее был полный сумбур. Если раньше она всегда спокойно могла контролировать свои мысли и чувства, то сегодня у нее это плохо получалось. Никакой гармонии и привычного ей душевного спокойствия не было и в помине. Наоборот, на ровной глади ее души все явственнее намечался легкий шторм. И чем больше говорила Мишка, тем большее волнение вызывала у Маши. Особенно когда завела разговор про Шашина.

Маша отчаянно пыталась понять, почему ей вдруг стало не все равно, что тот о ней подумал. Почему, размышляя о своем вчерашнем позоре, она в первую очередь думала о нем? Пыталась вспомнить его реакции на ее поведение. Что он говорил? Как себя вел? Но вспомнить не получалось.

И тут же она начинала злиться на него. Как будто это он был во всем виноват. Как будто из-за него она стала отплясывать эту дурацкую мамбу. Как будто из-за него стала цеплять Якушеву. Понимала, что он ни при чем, и еще больше злилась. На себя саму – за то, что думает о нем, потом снова – на него…

Да еще и Мишка со своими предположениями! Маше в какой-то момент захотелось спрыгнуть с кровати и накричать на подругу. Объяснить ей, что нет у нее никакой любви к Шашину. Выгнать Мишку, сказать ей, что она лезет не в свое дело. Что она всегда во все лезет. Со своими-то парнями разобраться не может, а пытается Машке чем-то помочь. А помогать-то ей вовсе не надо. Ведь она никого не любит, и поэтому ей просто замечательно жить на свете.

– Я совершенно уверена в том, что… – продолжала вещать про Шашина Мишка, не замечая состояния подруги.

Машино же ухо выловило только одну фразу:

– …жаль, что он не видел, как ты отплясывала на столе…

– Что?! – тут же вскинулась она.

– А ты что, не помнишь? – удивилась Мишка. – Ты же потом со своей мамбой еще и на стол влезла.

Маша нырнула обратно под одеяло, спрятала голову под подушку. Оттуда только донеслось:

– Я не пойду завтра в школу. Я вообще в другую переведусь. Чтобы никогда никого не видеть!

Но в школу пойти пришлось. Что-что, а прогулять уроки просто так, без уважительной причины, Маша себе позволить не могла, ведь она была самой ответственной девочкой на свете. Она всегда считала, что душевные переживания душевными переживаниями, а дело делом. По ее мнению, любой умственно полноценный человек в состоянии контролировать свои чувства и эмоции. А вчера… вчера… Вчера это было просто переутомление. Просто минутная слабость.

В понедельник утром Маша взяла себя в руки и спокойно собралась в школу. Они с Мишкой жили в соседних домах, но ходили на уроки порознь, потому что Мишка всегда опаздывала, а Маша, которая была пунктуальной до мозга костей, это вынести не могла. Она-то всегда приходила минут за пятнадцать до звонка, чтобы настроиться на учебу, повторить заданный параграф или прочитать заранее новый материал, чтобы на уроке можно было задать вопросы.

Но в этот день, чем ближе подходила к школе Маша, тем больше она начинала жалеть, что не зашла за подругой. Почему-то ей очень хотелось прийти в школу не одной. Сама не заметив, она даже стала шаг замедлять.

В душе у Маши шла борьба: позвонить Мишке или не позвонить? Или подождать ее за углом, ведь наверняка она, как обычно, опаздывает. Однако, поймав себя на этих мыслях, Маша сама себя тут же и отчитала: «Прямо как маленькая. Взрослый человек отвечает за свои поступки. Вела себя вчера как идиотка, так и нечего теперь за чужие спины прятаться». С этими мыслями Маша решительно прибавила шаг.

А подходя к школе, успокоила себя еще и тем, что, возможно, она все преувеличивает. Ведь каждый человек озабочен прежде всего собственной персоной, и одноклассников больше волнует, как они выглядели на вечеринке. И, по большому счету, до нее им нет никакого дела. Равно как и ей до них. Если вдруг решат о ней что-нибудь подумать, так ей на это наплевать. НАПЛЕВАТЬ.

Маша подошла к школьному крыльцу.

На котором стояли Шашин, Славик и Якушева.

На секунду Маша растерялась. Но потом снова взяла себя в руки и направилась вверх по ступенькам: «Им нет никакого дела до меня. Мне нет никакого дела до них!»

– Капустина, объясни-ка нам суть мамбы. Что-то мы вчера плохо поняли! – первым закричал Славик.

– Хочешь, Шашечка тебе стол для танцев принесет? – то ли хитро, то ли зло прищурилась Якушева.

– Если надо – я с удовольствием, – откликнулся тот.

Маша замерла.

Надо было еще раз взять себя в руки и просто пройти мимо с гордо поднятой головой.

– Hey, mambo! Mambo italiano! Hey, mambo! Mambo italianо! – неожиданно раздалось сзади.

Маша обернулась: это подходили к крыльцу ее одноклассники Генка Завьялов и Костя Лепенец.

И тут…

И тут Маша сама не поняла, что случилось.

Она просто бежала, и бежала, и бежала домой, не разбирая дороги. А вслед ей неслось: