Как трудно оторваться от зеркал...

Лида не знает, как надо прощаться со всем тем, что откатывается волнами к горизонту степи, с тем, что вянет под слежавшейся хвоей, плывет по течению, облетает с деревьев, но понимает, что речь идет о самом настоящем прощании — с летним теплом, солнцем, свободой. Она поднимается с влажного прибрежного песка и очерчивает пальцами вмятину от своего тела. Потом лепит песчаную голову, обкладывая ее выброшенными волной водорослями, как будто это волосы, потом лепит руки, ноги, туловище и ложится рядом с песчаной девушкой, словно с обретенной подругой, голова к голове, пытаясь нащупать ее ладонь. Здесь были глаза, здесь белело горло, здесь ребро речной раковины впечаталось в локоть. Но движение неостановимо, волны идут и идут на берег, блистая кельтскими мечами и шлемами: когда Лида поворачивает голову, нет ни песчаной девушки, ни ее разметавшихся по песку зеленых скользких волос...

3

Полгода назад тренер Игорь Иванович заметил, что в движениях Лиды появилась какая-то плавная «певучесть». «Восьмерка! — крикнул Игорь Иванович, называвший своих баскетболисток по номерам на их красных майках. — Подойти ко мне!» Лида, стоя за боковой линией, вращала мяч вокруг туловища — упражнение на гибкость позвоночника. «Лидия!» — убедившись, что девочка не слышит его, окликнул тренер. Лида послала мяч игроку своей команды и подошла к Игорю Ивановичу. Он перевел взгляд на кокетливо, в четыре бантика завязанные шнурки ее кедов. Шнурки были слишком длинными, судья не пустил бы с такими на площадку, и «восьмерка» прекрасно это знала. Игорь Иванович молча вынул из ящика судейского стола ножницы и, присев перед Лидой на корточки, укоротил шнурки. Лида сказала: «Спасибо», — и по-новому зашнуровала кеды. Разогнувшись, сделала движение, чтобы перехватить летящий за боковую линию мяч, но тренер сказал: «Стоп!» Мяч оказался в ауте, а Лида так и застыла в стойке. Мяч отскочил от стены, подкатился к ногам тренера. Игорь Иванович поднял его. Он любил делать разносы игрокам с мячом в руках для пущей наглядности. «Судья засчитал бы тебе персональную ошибку. Ты два раза нарушила правило „тридцати секунд“ — это вторая ошибка. Ты ударила соперника по рукам — это уже умышленная персональная ошибка. Ты оскорбила соперника...» — «Никого я не оскорбляла...» — «Стоп! — удивленный ее тоном, проговорил тренер. — Кто сказал „четверке“: „Брысь отсюда!“? За такие слова судья мог удалить тебя с поля». — «А чего она вела мяч „двойным ведением“?..» — «Стоп!» — отрывисто произнес Игорь Иванович. Его предположение, что с «восьмеркой» произошло то же, что время от времени случается с некоторыми девочками-игроками, похоже, подтверждалось. «Восьмерка» дерзила, и это означало, что у нее появились какие-то другие приоритеты помимо этой замечательной и вместе с тем жесткой игры, в которой игроки являлись одновременно и нападающими, и защитниками. Лида упрямо смотрела в сторону. Тут тренер и сказал ей про «певучесть». Она прекрасно научилась вести мяч, то и дело меняя направление, ловким разворотом обходить противника, неприметным движением бросать мяч в корзину одной рукой в прыжке или крюком снизу... Пока Игорь Иванович выговаривал Лиде, она смотрела по сторонам. Но как только он неуловимым движением подбрасывал мяч в воздух, она молниеносно реагировала, перехватывая его, и с угрюмым видом подавала тренеру. Игорь Иванович продолжал распекать Лиду, посылая мяч то вправо, то влево, и «восьмерка» с тем же угрюмым выражением лица легко перехватывала его... У тренера промелькнула мысль: не ошибся ли он, может, девочка сегодня просто не в настроении? Лида в последний раз перехватила посланный тренером мяч, и он отпустил ее, не зная что и думать.