Как трудно оторваться от зеркал...

Наряжать елку Лида отправилась с твердой установкой не показывать Саше своих истинных чувств — горя, в которое ее повергли одна за другой последовавшие ссоры: сначала с Юрой, потом с Сашей. Правда, с Юрой дело обстояло хуже, чем с Сашей, потому что он порвал с Лидой навсегда, а произошла ли ссора с Сашей — Лида не знала. В вестибюле школы, где обычно наряжали елку, Лида скользнула взглядом по яркому пятну Сашиной клетчатой рубашки и больше в его сторону не смотрела, усевшись у ног поджидавшей ее Валентины Ивановны. И сразу почувствовала себя под надежной опекой, без которой Саша Лиду почему-то не воспринимал; раз она становилась близкой учительнице, то автоматически делалась ближе и ему — такой вот почему-то возникал эффект. Валентина Ивановна, увидев ее, обрадовалась и крикнула через вестибюль: «Гарусова, иди скорее сюда! А то мне некому помочь!» Лида подошла к ней, опустилась на корточки. Валентина Ивановна сидела на низкой скамеечке. Они склонили головы над заветной коробкой с игрушками. Лида чувствовала на себе взгляд Саши, поддерживающего стремянку, на которой стояла Наташа Поплавская. Ей незачем было поднимать глаза на Сашу, чтобы убедиться, что он неотрывно смотрит на нее. Напрасно она шла сюда с тяжелым сердцем. В связке с Валентиной Ивановной Лида представляла для Саши еще больший интерес, чем в связке с Юрой. Волшебное крыло Царевны-Лебедь осеняло ее. Благодаря беседе с учительницей Лида делалась недосягаемой для Саши... Сквозь звуки уютного голоса Валентины Ивановны Лида расслышала вопрос Наташи, обращенный к Саше: «Ну что ты застыл?» Лида знала, почему застыл Саша, держащий коробку со стеклярусом и серебряным дождиком, хотя его тормошили со всех сторон. Чем свободнее вела себя Лида, тем скованнее становились движения Саши. Она обошла елку, выбирая ветку для лешего на ниточке, потом всучила Петру ящик с игрушками, чтобы он держал его перед Валентиной Ивановной... Каждое ее движение ввергало Сашу в неподвижность ледяной статуи, внутри которой дергается фанерный клоун на ниточке, но не может прорваться сквозь корку льда. И тут движения Лиды стали совсем медленными, плавными и ласкающими, через тающую в ее руках вещицу она погружала Сашу в забытье, как делал это он, прикасаясь к ее волосам... Теперь настала Лидина очередь. Она нежно дула в лицо картонной куколки, проводила мизинцем по ее фигурке, расправляла многослойную целлофановую юбочку и знала, что каждое ее прикосновение к снежинке каким-то таинственным образом передается Саше — он ощущает его собственной кожей, не в силах отвести глаза от ее рук...