Как трудно оторваться от зеркал...

Лида погасила фонарик. Три человеческие фигуры приблизились к краю озера. Каждую из них померкший воздух высек в тумане, как статую. Одна из фигур указывала на Лиду, стоящую посреди озера, как видение Белой Дамы. Другая присела у берега на камень, вытряхивая из ботинка песок. Третья неподвижно замерла, слившись со стволами деревьев. Белевшие в темноте лица были обращены к Лиде, оказавшейся в центре компании, словно ось волчка, вокруг которого кружило озеро с топчущимися на берегу фигурами, и Лида от страха (она мигом вспомнила все то нехорошее, что говорилось о ночном парке, в частности, Сашей) не сразу поняла, что находится на воде с плавающими в ней еще не растаявшими льдинами в безопасности. Три темные фигуры этого еще не понимали. Та, что вытряхивала ботинок, что-то крикнула, поманив Лиду к берегу. Вторая тоже что-то крикнула. Слов было не разобрать из-за гула Лидиной крови в ушах, слившимся с отдаленным гулом завода. Двое приплясывали на берегу, как дикари, энергичными жестами подманивая Лиду. Она изо всех сил вонзила шест в грунт, заякорив плот. Больше всего ее пугали не эти двое, призывающие плыть к берегу, а третий — стоявший неподвижно, как дерево, издали наблюдая за происходящим или стоя на стреме.

Тут пошел дождь, и двое укрылись под одним зонтом, обретя ту же неподвижность, что и третий: ему и дождь был нипочем, он с места не сдвинулся.

Пока двое приплясывали, было не так страшно, дикари они и есть дикари, с ними можно было заговорить, откупиться от них курткой и фонариком, но теперь, когда они окаменели и перестали подавать голос, стало по-настоящему страшно. Фигуры этих двоих налились той же свинцовой неподвижностью, что и фигура третьего, самого страшного — наверное, главаря. Их грозная неподвижность под дождем показывала Лиде, что дело шуткой не кончится. Они подстерегали ее. В воздухе вспыхнуло пламя спички, превратившееся в два тлеющих огонька. Двое неторопливо курили, укрывшись под зонтом, дожидаясь Лиду, которая не догадалась захватить зонт. Струи дождя холодными пальцами заползли за ворот. Как Лида ни была испугана, вырвав шест из илистого дна, она стала передвигать плот к противоположному берегу. Двое под зонтом, заметив ее движение, разделились и пошли вдоль берега, чтобы перехватить Лиду в том месте, где она пристанет. Они быстро продвигались параллельно движению плота, один — под зонтом, другой — накрывшись подолом черного плаща. Лида снова отплыла на середину озера. Фигуры остановились. Та, что была под зонтом, попробовала рукой воду. Потоптавшись на разных концах озера, фигуры вновь сошлись вместе. Озеро наподобие мелового круга, очерченного философом Хомой, защищало ее от нечистой силы. Лида снова крепко вонзила шест в грунт. Ноги у нее подкашивались от усталости. Она видела вспыхивающие огоньки папирос: два горящих волчьих глаза. Третий по-прежнему не двигался с места, ожидая, чем дело кончится.

Дождь стучал по плоту, по воде, по тающим льдинам. Лида устала стоять и опустилась на колени прямо на слово ХИГО, означавшее то ли смерть, то ли совесть. Она чувствовала черные буквы коленями, это слово было не простой хулиганской выходкой, а грозным предупреждением о том, чем заканчиваются игры на воде. Двое на берегу заспорили. Их голоса гулко звучали над водой, но слов Лида по-прежнему не различала. Возможно, один подбивал другого снять одежду и сплавать к плоту, чтоб пригнать его к берегу вместе с девушкой. Тогда Лиде один путь — в воду. Но и тем двоим путь по воде казался опасным — только по большой пьянке можно было решиться полезть в ледяное озеро. Третий стоял и смотрел. Двое под зонтом отыскали на берегу корягу, подтащили ее к кромке воды и уселись рядышком, сторожа Лиду.