Как убили СССР. «Величайшая геополитическая катастрофа»

Насчет центра у физиков-ядерщиков существуют и более точные подтверждения в одной статье с красноречивым названием «Оазис за колючей проволокой…», где утверждается, что «…тогда у теоретиков существовал своеобразный политический клуб. Естественно, что идеологические и охранительные органы знали о таком «клубе», но смотрели на него снисходительно. В то же время сами сотрудники, сознавая, что они живут и работают под постоянным контролем спецслужб, эти дискуссии за пределы теоретических секторов не выплескивали. По-видимому, вольные дискуссии принимались органами за невинные забавы, без которых физики-теоретики не могут обойтись. Лишь бы делали нужное стране дело. (…)

Никто не препятствовал будущему лауреату Нобелевской премии Игорю Тамму еще при жизни Сталина слушать западное радио и пересказывать последние известия своим молодым коллегам. (…)

Небезынтересный факт. Один из заслуженных ветеранов Арзамаса-16 Н. А. Дмитриев вспоминал: «Когда Сахаров стал заниматься диссидентской деятельностью, это он к нам примкнул, а не мы к нему. Он занялся этим в каком-то смысле под нашим влиянием» [1.20. С. 3].

Наряду с формальными сторонами борьбы с диссидентами было еще и то, что верхушкой андроповского КГБ были проведены некоторые отдельные мероприятия по оказанию существенной помощи этим элементам. Диссиденты не смогли бы и дня просуществовать без поддержки со стороны тех лиц и организаций, которые де-юре должны были заниматься этой проблемой. Победила, как мы видим, та сторона, что активно поддерживала и выращивала эти «оазисы»: «О взвешенности и последовательности подходов КГБ к подобным ситуациям можно судить по такому эпизоду: в начале семидесятых годов в Москве прошло несколько демонстраций различного характера, основными лозунгами участников были: «Свободу религии!» (требования баптистов), «Свободу выезда евреев за границу!», «Никакого возврата к сталинизму!».

Каждый раз в ответ на эти акции принимались меры: пересматривали условия регистрации баптистских общин с целью их смягчения, стремились расширить возможности выезда евреев в Израиль и, конечно, старались убедить людей, что возврата к сталинским временам никто не допустит.

Андропов рекомендовал в таких случаях проводить очень осторожную и гибкую политику. А между тем находилось и немало сторонников жестких репрессивных мер. Например, предлагалось выслать из Москвы подстрекателей массовых выступлений и организаторов митингов.

По этому поводу состоялось совещание у Андропова, на котором присутствовали Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко, министр внутренних дел Н. А. Щелоков, начальник УКГБ Москвы С. Н. Лялин, два заместителя председателя КГБ — Г. К. Цинев и С. К. Цвигун и я.

От московских властей выступил Лялин. По поручению первого секретаря МГК КПСС В. В. Гришина он поставил вопрос о выселении подстрекателей демонстраций из столицы. Ему возражали, подобные административные меры противоречат закону. Лялина решительно поддержал Щелоков, он предложил «очистить столицу», создав для этого штаб из представителей КГБ, МВД и прокуратуры.

— Это снова тройки? — осторожно спросил я. Руденко поддержал меня и стал спорить со Щелоковым. Тот настаивал на своем. Цинев и Цвигун молча ерзали на стульях.

Тогда я вновь попросил слова и попытался доказать, что это прямое нарушение законодательства.

— Что же ты предлагаешь? — спросил Андропов.

— Если у Лялина есть доказательства, что эти люди совершили преступление, пусть их судят по закону. Только суд может определить меру ответственности, — ответил я.

Но Лялин и Щелоков не сдавали позиций. Спор продолжался два часа, но мы так и не пришли к какому-то решению. Андропов закрыл совещание, предложил еще раз хорошенько все обдумать.

Нагнав меня в коридоре, Щелоков покровительственно, хотя и не без иронии бросил:

— А ты молодец, вот так и надо отстаивать свою точку зрения!

Цвигун, вытирая потный лоб, тоже с улыбкой похлопал меня по плечу, как бы в знак одобрения.

Я понимал значение их иронических усмешек. Гришин готов был любой ценой заплатить за спокойствие и порядок в столице, а этому «руководителю московских большевиков» лучше не становиться поперек дороги.

Зато я получил полное удовлетворение, когда мне позвонил Андропов.

— Правильно поставил вопрос, — сказал он. — Выселять никого не будем!

Я хорошо понимал, что в споре по поводу репрессивных мер, как в зеркале, отражается характер взаимоотношений между руководителями государства и очень четко высвечиваются карьеристские устремления тех, кто хочет выхватить каштаны для себя» [1.21. С. 205–207].