КАК УБИТЬ ДРАКОНА: Пособие для начинающих революционеров

Добавлю, что, по моим наблюдениям, приватизация была и, видимо, остается для нескольких постсоветских поколений серьезной психологической травмой, которая оставила глубокий след в общественном сознании. Поэтому в любой кризисной ситуации вопрос о том, кому принадлежит основная часть национального богатства России и почему она принадлежит этим людям, будет обязательно всплывать на поверхность, и увернуться от ответа на него будет невозможно, да и незачем.

Глядя на события более чем четвертьвековой давности с высоты сегодняшнего опыта, я могу сказать, что считаю приватизацию — точнее, разгосударствление — советской экономики неизбежной и оправданной мерой, но полагаю, что она была осуществлена в неприемлемой для общества, экономически несправедливой и вредной для экономического и исторического развития страны форме.

Постсоветская приватизация де-факто предоставила преимущества в доступе к активам очень узкому кругу лиц, по разным причинам находившемуся в выигрышной позиции (наличие административного ресурса, доступ к свободным деньгам, образование, возраст и так далее). И наоборот: основная масса населения никакого реального участия в распределении этих активов принять заведомо не могла. Роль обычного человека была сведена к роли временного держателя ваучера, который он мог либо продать по предельно низкой и не отражающей экономических реалий цене спекулянтам-скупщикам, либо просто потерять как ценность, оставив на память внукам как артефакт эпохи. Индивидуальные вложения в паевые инвестиционные фонды оказались мифом, который был развеян кризисом 1998 года.

При этом альтернатива выбранному методу приватизации была: это доказывает опыт гораздо более успешных приватизаций в Восточной Европе. Но решение, принятое тогда в России, было не столько ошибкой, сколько осознанным идеологическим выбором. Правительство ставило перед собой в качестве приоритета решение политических, а не социальных или экономических задач. Цель виделась в том, чтобы выбить почву из-под ног коммунистов, опорой которых были так называемые «красные директора», и сделать это за счет ускоренного создания нового «класса собственников».

Полагаю, что тогдашним российским руководством вполне осознанно был избран метод приватизации, который более всего соответствовал этим приоритетам. А то, что в итоге была нарушена экономическая и, как следствие, социальная справедливость, а также были созданы предпосылки для возникновения криминальной экономики и мафиозного государства, в тот момент мало кого интересовало. Все эти плоды поспели чуть позже, спустя полтора десятилетия, в основном уже при Путине.

Задолго до него власть умело дирижировала процессом приватизации, используя ее как инструмент для укрепления своего влияния на общество. А приватизация стратегически важных объектов априори была предметом политического торга, в рамках которого правительство решало свои собственные задачи, часто далекие от экономики. Не являлись исключением и залоговые аукционы, которые стали разменной монетой избирательной кампании 1996 года.

Уже к началу нулевых мне, как человеку, прямо и непосредственно участвовавшему в этой игре с государством на стороне бизнеса, стало понятно, что страна зашла в социальный и политический тупик, из которого надо выбираться, скорректировав результаты стихийной приватизации. Я стал говорить о том, что необходимо предпринимать срочные и неординарные меры по восстановлению экономической справедливости.

Вскоре после прихода Путина к власти я обратился с предложением к тогдашнему руководству страны вернуться к вопросу о приватизации — в первую очередь, конечно, к вопросу о залоговых аукционах. Тогда я полагал, что проблему можно решить, введя разовый компенсационный налог для основных бенефициаров приватизационного процесса. Это могли быть взносы в специальный фонд экономического развития, измеряемые десятками миллиардов долларов.

К сожалению, моя инициатива не только не была поддержана, но и в числе других факторов поспособствовала моему аресту. Позднее мне, как и другим, стало понятно, что режим Путина не собирался корректировать итоги приватизации, а, напротив, планировал воспользоваться ими в своих интересах. Это укрепило меня в предчувствиях и в конечном счете привело к выводам, изложенным в статье «Левый поворот», написанной уже в заключении.

За более чем 15 лет, прошедших с момента публикации «Левого поворота», ситуация в России качественно изменилась, и то, что началось с политической ошибки, закончилось полноценной политической и социально-экономической катастрофой. Поэтому меры, предлагавшиеся мной в начале нулевых, сегодня представляются недостаточными. Нужны жесткие нетривиальные решения, а для проведения их в жизнь потребуются политическая воля и смелость.