Как убивали Сталина

Так оно и вышло. Однако, если арестованные Клейменов и Лангемак, бесспорно, были людьми Тухачевского, действительно настроенного против Сталина, о чем в 2004 году сообщили «Известия», основываясь на воспоминаниях родных и близких Тухачевского, то Королев отчетливо осознавал, что его посадят прежде всего за ущерб, нанесенный им государственному карману скоропалительными испытаниями. Действительно, ничем другим, как азартом желания поскорее достичь нужных результатов, спешку Королева в этих дорогостоящих испытаниях не объяснить. Конечно, и Королев, по признанию его первой жены, обсуждал с коллегами у себя дома причины и правомерность объявления Тухачевского врагом народа. Но не за это, точнее, не столько за это, сколько за то, что он, Королев, угробил своими явно неподготовленными экспериментами огромные народные деньги, нависла над ним угроза ареста. Дорого стоившие обществу авантюрные ракетные испытания Королева, разумеется, в какой-то мере, можно оправдать тем, что в интересах дела молодой конструктор еще «страдал» мальчишеством, торопясь получить результат так же, как нетерпеливый подросток желает опробовать велосипед с неприкрученными до конца колесами. Вместе с тем Королев неоднократно включал в производственный план РНИИ то, чего делать не собирался, и предполагал использовать отпущенные под это деньги на другое дело, которое финансировать бы не стали. Эти «ходы» и «хитрости» и довели его до ареста, хотя такое «вредительство» Королева предпринималось им явно на благо общества, так сказать, с прицелом на будущее.

За что был осужден Королев

За что был осужден Королев? За дело и… не за дело. Не за дело… в том смысле, что сознательным вредителем, работавшим по заданию антисоветской организации, он, несомненно, не был. А за дело… в том смысле, что у него все время не хватало терпения дождаться хотя бы минимально необходимой обоснованной готовности испытаний, как это было, например, 29 мая 1938 года, когда он чудом не погиб сам и не погубил предупреждавших его о неготовности оборудования людей. У него тогда вошла уже в систему «российская болезнь» начинать опыты с существенными недоработками, полагаясь на авось. Забегая вперед, скажу, что после уроков тюрьмы и Колымы он не только во многом избавился от этой «болезни» сам, но и добивался, чтобы ею не «болели» другие, приговаривая: «Помните, братцы, мы тратим страшные деньги. После таких неудач ничего не стоит «пришить» нам политическое дело — сознательную экономическую диверсию. Я эти штуки знаю…» Говоря это, Королев не мог не помнить, как в заключении ученые других направлений вычитывали ему: «Вы со своими лунными проектами пускали деньги на ветер — вот нас и пересажали за ваши фокусы».

Впрочем, один из первых Героев Советского Союза Николай Петрович Каманин, работавший бок о бок с Сергеем Павловичем в последние годы его жизни, осенью 1964 года записал в своем дневнике: «Люди чувствуют: Королев зарывается и не хочет понять, что главная причина недостатков и промахов — в отсутствии твердого плана, в спешке и бессмысленном дерганье исполнителей». Выходит, в Королеве, тогда уже доказавшем свои силы в покорении космоса, при неудачах вновь начинал срабатывать тот самый рецидив, который довел его до тюрьмы в 38-м.

Если все это основательно усложняло положение Королева после всемирного успеха его космических проектов в 60-е, то понятно, чем грозили ему аварии и взрывы, превращавшие в ничто десятки тысяч рублей, в те годы, когда страна, будучи предельно нищей, все-таки выделяла на испытания его изобретений чуть ли не последние деньги с готовностью жить впроголодь, но так, чтобы через две пятилетки зажить по-человечески. Или, как говорили тогда, мы сделаем за 10 лет то, что другие делали за 100, или попадем в рабство и погибнем. Не погибли, потому что сделали так, как задумали, потому что большинство понимало, что нельзя допустить, чтобы господствовала так любимая в наши дни отговорка: хотели, как лучше, а получилось, как всегда…

Чтобы иметь представление, что это были за деньги, за безответственную трату которых Королеву дали срок (в Приговоре Суда называется цифра 120 тысяч рублей), достаточно сказать на какие средства тогда жили обыкновенные люди, в том числе — и сам Королев, когда был студентом. Перебиваясь с хлеба на воду, в Киеве он снимал за 8 рублей в месяц койку в общежитии и не знал, где взять 25 рублей на ботинки. В течение суток до и после учебы приходилось подрабатывать: крыть институтскую крышу, работать в порту и на вокзале грузчиком… Вот как Королев писал про это матери: «Встаю рано утром, часов в пять. Бегу в редакцию, забираю газеты, и потом бегу на Соломенку, разношу. Так вот зарабатываю восемь карбованцев…» Стало быть, цену своим деньгам Королев знал с юности, а вот узнать цену народным, к сожалению, научила его Колыма.