Итак, налицо главные признаки государственного переворота. (Представить их в виде выводов совершенно справедливо предложил мне бывший редактор международного отдела «Комсомольской правды» Е. Умеренков.)
1) В целях захвата власти и одновременно спасения Берией себя от ареста отчётливо наблюдается, если не организованное убийство Сталина, то, по крайней мере, явное содействие его смерти. В день своего пленения 26 июня 1953 года Берия на Президиуме ЦК признался, что в последние месяцы стал серьёзно опасаться, что Сталин его арестует и расстреляет. Об этом свидетельствует речь Микояна на июльском пленуме ЦК 1953 года:
«… товарищ Сталин в последнее время не доверял Берия. Берия вынужден был признать на последнем для него заседании Президиума ЦК, что товарищ Сталин ему не доверял, что мингрельское дело создано было для того, чтобы на этом основании арестовать Берия, что Сталин не успел довести до конца то, что хотел».
2) Происходит решительная, но совершенно секретная критика партийного и государственного устройства созданной Сталиным системы управления страной. Причём, делается это в те дни, когда медленно, но неотвратимо надвигается смерть Сталина.
3) В открытую осуществляется отмена политического, экономического и идеологического сталинского курса, как в теории, так и на практике с поворотом в сторону социал-демократических перемен, предполагающих отказ от пути, указанного Сталиным в работе «Экономические проблемы социализма в СССР», и переход ко всем формам собственности. Как Ленин в Октябре призывал большевиков немедленно захватывать банки, почту, телеграф и другие механизмы государственной власти, так и Берия в паре с Маленковым мгновенно взяли под сугубо свой контроль все основные и даже мало-мальски значимые учреждения, за 25 минут(!) реорганизовав все важнейшие министерства и ведомства и заменив в них своими людьми ведущих министров, а также президента страны — Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
4) Во внешней политике обозначился курс Берии — отказаться от навязывания социализма другим странам, например, ГДР и Югославии. Более того, Берией при попустительстве Маленкова был поставлен вопрос о согласии на объединение двух Германий. Провозглашался переход от политики «холодной войны» к нормам мирного сосуществования и т.д.
Как Берия и Маленков (при молчаливом согласии Хрущёва, Булганина, опальных Молотова, Микояна, Кагановича, Ворошилова и остальных) дошли до жизни такой, чтобы пойти на государственный переворот, убив(?) того, кто их породил, особый разговор.
Глава 14
Неизбежность переворота
Как соратники Сталина стали его врагами
Сталин Иосиф Виссарионович (1879–1953). Настоящая фамилия — Джугашвили. Есть исследования Михаила Вайскопфа, в которых он переводит её как производное от слов с понятиями: стая, стадо, община, общество. С ним категорически не согласны специализирующиеся на расследованиях журналисты Евгений Крутиков из Москвы и Алан Качмазов из Осетии. Они считают, что фамилия Джугашвили могла пойти от корней «джуга», «дзуга» или даже «дзуц», что по-осетински означает «еврей». Между тем известно, что просто так прозвища и фамилии не даются.
Начинал Сталин как религиозный певец, поэт и художник, но стал марксистом-материалистом. В партии с 1898 года. Во власти с 1917-го. Генеральный секретарь ЦК КП(б) с 1922-го. Председатель Совнаркома и Совмина СССР с 1941 по 1953. Генералиссимус с 1945-го. Разносторонний, образованнейший человек XX века. Учёный. И в то же время — величайший и своенравный диктатор всех времён и народов. Его могущество было сравнимо с могуществом Бога на земле. И поэтому, когда его не стало, планета, — как писал испанский гений Пабло Неруда, — содрогнулась, будто умер Бог… При нём Россия (по влиянию) впервые стала первой державой мира.
Один из сталинских парадоксов — отмена смертной казни 26 мая 1947 года — был как подарок в ознаменование чёрного юбилея «расстрелянного 37-го года». Но как он дал его, так и забрал: 12 января 1950-го высшая мера наказания была восстановлена.
Ещё при жизни Сталина началась мифологизация его жизни и… смерти. Примерами тому (впрочем, их можно собрать сотни, если не тысячи) — два рассказа двух разных писателей А. Фадеева и Э. Радзинского. Эти рассказы существуют уже на уровне мифов.