Я. Скицын, С. Скицын

Как умирают ёжики,

или Смерть как животворящее начало в идеологии некроромантизма

(Опыт краткого обзора, вступление в исследование)

Авторы просят не воспринимать этот материал слишком серьёзно.

Кое-где кусочки мозаики вывалились, и тело мальчика словно пробито было кубическими пулями. Но он всё равно был беззаботный и живой.

В. П. Крапивин, «Крик петуха»

      Настоящая работа ни в коей мере не претендует на полноту освещёния затронутой темы и лишь заявляет её. Значительную часть работы составляют оригинальные цитаты из произведений В. П. Крапивина (далее ВПК), во многом являющиеся самодостаточными.

 Сразу хотели бы отметить, что мы глубоко уважаем Командора (ВПК) и любим его произведения. Мы понимаем, что после этой статьи каждый честный фэн и каждый человек, которому «всегда двенадцать», имеет право и обязан застрелить нас из рогатки. Но открытая нами тема требует донесения её до масс.

Тысячелетиями человечество боялось смерти. Тысячелетиями её если и воспевали, то лишь как избавительницу от страданий. (Единственное исключение — стихи Тони из пьесы Чапека «Мать»: «…Но вот прекрасная приходит незнакомка…») И только ВПК изучил страх смерти и, отразив его в сознании вечно двенадцатилетнего ребёнка, преобразовал в радостное её ожидание, в романтический порыв длиною в годы, заложив, таким образом, основы нового течения, а в будущем, может быть, и учения — некроромантизма.

Тему смерти ВПК нащупал не сразу. Первый погибший персонаж — мальчик Яшка из «Той стороны, где ветер» — гибнет трагически и бесповоротно. Однако уже и в этой повести проскальзывает момент воскресения (именем Яшки хотят назвать лодку, правда, в конце концов называют именем его мечты «Африка»; кстати, в дальнейшем смерть часто выступает связующим звеном между жизнью персонажа и реализацией его мечты). Причём тут же является намёк на тему смерти МНОГОКРАТНОЙ — лодка «Африка» сгорает. (В дальнейшем из темы многократной смерти вырастает тема смерти как естественного состояния, к которому можно стремиться и которое надо заслужить: так, Дуго Лобман за покушение на ребёнка наказан бессмертием).

«„Только бы не насмерть“… — успел подумать Яшка…»

[1] Но Яшка гибнет. Зато это желание сбывается у многих других героев ВПК.

Достаточно вспомнить Игнатика Яра и Гельку Травушкина («Голубятня на жёлтой поляне»), Рому Смородкина и Серёжку Сидорова («Самолёт по имени Серёжка», но к ним мы ещё вернемся), Валерку и Василька («Ночь большого прилива»), Ёжики («Застава на Якорном поле»), гнома Гошу («Возвращение клипера „Кречет“»), и многих, многих мальчишек из глубин Великого Кристалла. Часто, правда, эта смерть символическая (как у Гальки из «Выстрела с монитора») — но зато многократная. Тот же Галиен Тукк переживает гражданскую казнь и изгнание, ожидание выстрела из пушки, в которой сидит, а затем расстрела… Так же псевдосмерть переживает Севка Глущенко — в дуэли с Иваном Константиновичем («Сказки Севки Глущенко»). А вот Стасик Скицын, похороненный заживо при участии шпаны, переходит грань между символической и реальной смертью, причём встречается с характерным персонажем (назовём его «проводником отсюда»[2]) — отчимом.

Что важно, так это то, что именно после этой смерти у Стасика «ВСЁ БЫЛО ХОРОШО»: навсегда приходит Яшка, жутко гибнут злые чекисты… Невольно вспоминается история о том, как «всё было хорошо» после случая на мосту через Совиный ручей у А.Бирса.

Придирчивый читатель, возможно, уже готов обвинить нас в бездоказательности. Ну что же. Мы тоже не сразу заметили. А когда заметили, не сразу поверили… Итак, о придирчивый читатель, вооружитесь книгой Моуди «Жизнь после смерти», вспомните всё, что вы знаете о «той стороне» (включая кирпичные лабиринты инферно из фильма «Восставший из ада»), и запаситесь терпением на длинную цитату. Итак: