Около одиннадцати часов Перовская и четверо метальщиков с трехкилограммовыми бомбами, завязанными как подарки в узелки, вышли из квартиры на Тележной улице и пошли от Николаевского вокзала по всему Невскому проспекту взрывать самодержца Российской империи Александра II. Времени до часу дня было вполне достаточно. Все народовольцы отмечали, что от Софьи Перовской веяло какой-то колоссальной силой и верой в успех. Эта сила передалась всем участникам покушения, говорили, что без ее исключительной энергии, хладнокровия, решительности, распорядительности, находчивости, покушение не состоялось бы.
Основные надежды Исполнительный Комитет возлагал на взрыв мины на Малой Садовой улице. Кобозев-Богданович в двенадцать часов должен был уйти из лавки, а Якимова и Исаев, находившиеся на улице, должны были подать знак находящемуся в подкопе Фроленко замкнуть провода. Всех их, хотя у Фроленко шансы остаться в живых под развалинами были минимальными, в квартире на Вознесенском проспекте должна была принять Вера Фигнер.
Император Александр II немного нервничал. Уже несколько февральских дней громадный орел, поселившийся на крыше Зимнего дворца, бил голубей, которые почему-то падали на выступ окна в его императорской спальне. Царь распорядился это прекратить, но пули орла не брали. Наконец, громадную птицу поймали в капкан, но орел вместе с ним взлетел и упал на Манежной площади, в то место, где в царя стрелял злоумышленник Соловьев. Мертвого орла унесли в Кунсткамеру.
Утром 1 марта к царю с докладом приехал Лорис-Меликов. Александр II подписал «Проект извещения о созыве депутатов от губерний» и прочитал показания Желябова: «Я служу для освобождения Родины. Жил на средства из фонда освобождения народа, под многими именами, которые называть не буду». Лорис-Меликов попросил царя еще несколько дней не выезжать из Зимнего дворца, пока он не закончит арестовывать народовольцев. Александр II ответил, что ему надоело находиться под домашним арестом в своей столице и велел подавать карету, чтобы ехать в Манеж. Часы в его кабинете прозвонили двенадцать.
В двенадцать часов сорок пять минут царь спустился в свой подъезд, закрытый со всех сторон и вел в карету: «Вперед!». Через Певческий мост он выехал на Невский проспект, уже освобожденный от телег и извозчиков. Карету сопровождали шесть терских казаков, седьмой казак сидел рядом с кучером. За каретой ехали сани, запряженные серым в яблоках рысаком Варваром, отнятым у «Народной воли». В санях сидели полицмейстер первого отдела Петербурга полковник А. Дворжицкий, начальник царской охраны капитан К. Кох и командир терских лейб-казаков ротмистр П. Кулебякин. По Невскому стояли охранники и полицейские, на Манежной площади конные жандармы перекрывали выходы на Казанскую, Итальянскую и Малую Садовую улицы. Невский был пуст и стоявшая на проспекте у публичной библиотеки, член Исполнительного Комитета Анна Корба поднесла белый платок к лицу. Находившийся напротив поворота на Большую Садовую член Исполнительного Комитета Мартан Ланганс сдвинулся ближе к сырной лавке Кобозева так, чтобы его хорошо видела Анна Якимова-Кобозева, подметавшая тротуар перед своей лавкой на Малой Садовой. Вдруг царская карета резко свернула на Большую Садовую и по Итальянской улице мимо Софьи Перовской и одного из метальщиков быстро пролетела к манежу. Перовская спокойно обошла метальщиков и направила их на набережную Екатерининского канала. Невский проспект уже был заполнен, как обычно в воскресенье, и Перовская поняла, что царь поедет назад по Итальянской или Инженерной, а потом по Екатерининскому каналу. Перовская встала напротив Михайловского дворца между Итальянской и Инженерной улицами и увидела, как карета царя из Манежа пронеслась в Михайловский дворец. Внезапно поднялась метель и Перовская больше не видела Михайлова и Рысакова на набережной. Она прошла по Инженерной улице до пересечения ее с набережной Екатерининского канала. Михайлова не было, но Рысаков, Гриневицкий и Емельянов стояли за поворотом друг за другом. Перовская проверила, на месте ли белый платок и стала ждать. Рядом с ней переминался с ноги на ногу городовой, стоявший на своем обычном посту.