И в этот момент на нее что-то налетело. Удар сверху по плечу, она инстинктивно отшатнулась, закрыла руками голову. Сумка упала. Еще один удар в локоть поднятой руки. Удары сыплются беспорядочно, со всех сторон. Краем глаза она увидела, что вокруг нее прыгал и плясал какой-то черный человек, который раз за разом опускал на нее что-то тяжелое, причиняющее острую боль, — удар по спине, снова по плечу, по голове, по поднятым предплечьям, по кисти (больно!). Ни слова, ни звука, ни ругани, ни злобного шипения. Только трогательное сопение прилежного ученика, старательно выполняющего сложное задание по труду. Только шум их возни. Он все поднимал и поднимал в воздух и опускал вниз то самое «что-то», что причиняло Алине боль, все норовил попасть по голове. Алина так удивилась и сконцентрировалась на увертывании от ударов, что даже позабыла закричать. «Что это за сумасшедший? Что ему нужно?» — сосредоточенно думала Алина и продолжала увертываться и отпихивать от себя нападавшего. От следующего удара, который, она не поняла, куда пришелся, в глазах потемнело, руки повисли, колени подкосились, и все вокруг зашаталось и начало проваливаться в черноту. Почудился утробный угрожающий рык собаки — так они рычат перед атакой, в памяти промелькнуло черно-рыжее чудовище, которое испугало ее на даче у Абдулова… «Помогите!» — закричала Алина изо всех сил. Это был жалкий беспомощный хрип. Последнее, что она увидела, это искаженное лицо вахтерши в окне, которая лихорадочно, беспрерывно тыкала и тыкала кнопку прямого вызова милиции в своей будочке…
…Костов терпеливо ждал Надежду — экстравагантная девушка-опер с «Макаровым» под мышкой, на шпильках и в сетчатых чулках была преданной домохозяйкой и каждый день таскала своему супругу Андантинову сумки с едой. Сам разведенец Костов от домашних забот, слава богу, был избавлен ангелом-дочерью и сейчас, стоя в потоке прохожих перед супермаркетом, остро чувствовал, как же ему повезло. Из дверей магазина высунулась озабоченная физиономия Надежды: «Антон Сергеич! Как вы думаете, какие сосиски лучше покупать — по девяносто три рубля или по сто двадцать?» Костов углубленно подумал и выдал свой вердикт: «По сто двадцать». Надежда вновь скрылась в недрах магазина.
В конце концов Костов утомился от ожидания. Он понимал, что конец дня, что это их последний выезд сегодня и что потом, после разговора с Алиной Соховой, о встрече с которой они условились, Надежда прямиком отправится кормить своего Андантинова, но все же немного раздражался. Надежда вообще, куда бы они ни ехали, на какое бы задание ни отправлялись, не пропускала ни одного хозяйственного или продовольственного магазина, не говоря уже о рынках. В крайнем случае она брала их на заметку и после допроса, осмотра места происшествия, сбора улик или обыска мчалась туда на всех парах выполнять обязательную домашнюю программу. Ее реплики по ходу работы тоже иногда озадачивали. «Вот я такую же занавеску хочу…» — роняла она, например, при осмотре утопленника в ванной комнате — голова несчастного в воде, тело наружу. «Все-таки ковролин — это непрактично», — без тени иронии изрекала она, рассматривая пятно крови, расползающееся из-под головы какого-нибудь несчастного с проломленным черепом. «Нет, эти обои мне не нравятся», — размышляла она в доме самоубийцы. Могла поинтересоваться у свидетельницы, подругу которой только что отправили на тот свет с помощью яда: «А как вы пирожки делаете? Очень аппетитные на вид. Дайте рецепт».
Наконец Надежда появилась на пороге с двумя увесистыми пластиковыми пакетами в руках. «Как мы пойдем с этими сумками — два опера? Мы ведь не в игрушки играем, а тут… коммунальная кухня. Кто нас после этого всерьез будет принимать? Кто станет уважать?» — удрученно подумал Костов, но промолчал. Надежду, по всей видимости, сумки ни в каком смысле не обременяли — она бодро вышагивала рядом с начальником, рассуждая о разных способах приготовления креветок и баклажанов.
Они были уже на подходе к дому Алины, когда Костов почуял что-то неладное. Стремительно спускались сумерки. В гулком вечернем воздухе до них доносились странные и настораживающие звуки то ли борьбы, то ли скандала — вскрики, рычание, плач. Звуки неслись от подъезда Алины. Дом стоял на возвышении, поэтому снизу, где находились Костов с Надеждой, происходящего видно не было. Костов сначала прибавил шаг, а потом побежал, Надежда поспевала за ним, не выпуская сумок из рук.
Перед подъездом копошились несколько человек. Алина (Костов узнал ее блондинистую шевелюру) лежала на асфальте. Рядом прыгал какой-то парень, пытаясь стряхнуть с ноги вцепившуюся ему в щиколотку собаку, кажется, стаффордшира. Молодые супруги — по-видимому, хозяева стаффордшира — метались рядом, не в силах выбрать, что предпринять — то ли оттянуть собаку, то ли схватить парня, то ли поднять девушку. Выбежавшая из своей будочки вахтерша безостановочно вопила — ее громкое верещание издали и услышал Костов. Вахтерша махала на злоумышленника руками, видимо, надеясь таким образом отогнать его от Алины.