Как загасить звезду

Костов притормозил перед дверью, не решаясь войти — неприлично вмешиваться в чужое объяснение. Но стоять и подслушивать под дверью тоже было неприлично. И потом, следовало бы предупредить парочку, что они делают свою перепалку достоянием общественности. Костову уже рассказали про тот злосчастный видеоролик, о котором толковали Алина и Абдулов. Первой весть донесла, естественно, Надежда, чей любимый супруг инвалид Андантинов имел обыкновение ложиться поздно и в два часа ночи еще, как правило, бодрствовал. Рассказа Надежды, передавшего в красках детали видеофильма с Абдуловым, было Костову достаточно. По-человечески сюжет его не заинтересовал и не возбудил его любопытства — он очень устал от этого дела. Не от расследования, которое как раз сейчас, он чувствовал, начинало складываться и выходить на финишную прямую, а от этих странных людей с их вычурными взаимоотношениями. Один продает свою возлюбленную начальнику, вторая — успешная тележурналистка — находит свое жизненное призвание в проституции, третий — звезда экрана — снимает на пленку «групповуху» с собственным участием, четвертая — двадцатилетняя романтическая натура, дева трепетная, непорочная — спит сразу с двумя мужиками-приятелями…

Поразмыслив, Костов пришел к выводу, что в профессиональном смысле порнушный ролик с Абдуловым для него интереса не представляет. Он не играет никакой роли в этом деле, в котором фигурируют три убийства и два покушения. Кто-то сводит с Абдуловым личные счеты, это их дела, пусть сами разбираются. Костова гораздо больше интриговало другое.

— Детка! Хватит истерить! — Абдулов уже начал терять терпение. — Не такая ты невинность, чтобы падать в обморок от подобных глупостей. Ну, подумаешь, большое дело… Мы дурачились, расслаблялись. В конце концов это мое личное дело. Кому мы нанесли вред?

— Ты серьезно? — ахнула Алина. — Никому? НИКОМУ? А твоя жена? Я понимаю, ты был молодой и глупый, но ведь уже женатый, не правда ли? А твой сын? А твои доверчивые зрители, которым ты читаешь мораль о том, что нравственно, а что безнравственно в политике? А я?

— Знаешь, рыбка… А тебе не приходит в голову, что ремесло проповедницы — не про тебя? Тебе же хватало нервов и, пардон, нравственного чувства, чтобы спать одновременно и со мной, и с Олегом. Не надо делать вид, что ты так шокирована.

— Что-о-о? — вырвался у девушки изумленный вопль. — Да как ты смеешь? Ты!.. Ты задурил мне голову, ты осаждал меня день и ночь… Ты опутал меня своими домогательствами, как паук… Я все равно бы тебя оставила. Я любила Олега! Только его! И он меня любил! Если бы он узнал про нас с тобой, он от тебя мокрое место оставил бы!

— Да? — поинтересовался Абдулов, уже не слишком соображая, что пора остановиться. — А ты знаешь, что твой Олег, который от меня, как ты говоришь, оставил бы мокрое место, тебя продал? Мне продал. Незадолго до своей смерти. Я ему утром деньги передал — в тот день, когда его день рождения праздновали. Потому-то он и ссору с тобой затеял — выполнял свои обязательства… Что скажешь?

— Ты лжешь! — закричала Алина так, что у стоявшего под дверью Костова заложило уши. — Лжешь! Ты все выдумал! Такого не может быть! Такого не бывает!

Из-за двери донеслись судорожные всхлипы и рыдания, и Костов счел за благо прервать эту сцену, пока здесь не появился встревоженный медицинский персонал и не выгнал их с Абдуловым взашей. Ему было жаль Алину — еще глупенькая совсем. А этот кабанчик Абдулов не пожалел ее… А ведь в этой истории девчонка ничем не виновата перед телезвездой — ни на вот столечко, ни капельки. А вот он — сука он, вот кто! Права была бесхитростная Надежда, сказав как-то: «Он не мужик, он говнюк». Тогда это была ее гениальная догадка… А сегодня — уже факт. Скоро, очень скоро этот факт станет для всех очевиден.

— Уйдите отсюда быстрее, — войдя в палату, обратился Костов к Абдулову. — Дайте даме успокоиться.

Абдулов воззрился на Костова недовольно и надменно («Бог мой, — рассмеялся про себя Костов. — Он видит во мне соперника!») и не собирался следовать его настойчивому совету.

— Это не ваше дело, — процедил он сквозь зубы.

— Уйди, Аркадий! Уйди! — затряслась Алина. — Уйди…

Оставшись наедине с плачущей Алиной, Костов пришел в некоторое замешательство. Та всхлипывала, сморкалась в платок, размазывала слезы по щекам. Костов подошел к тумбочке и, наполнив стакан водой, протянул его девушке. Она, подняв глаза на Костова, взяла стакан, но не стала пить, а просто крепко сжала его в руках, и потом, пока они разговаривали, все время проворачивала в ладонях.

— Я дурочка, всем понятно. Все будут меня презирать. Но ведь я не виновата, что я дурочка, правда? — трогательно обратилась наконец она к Костову, голос ее дрожал — вот-вот опять расквасится. — Я не знала. Ничего не знала… Что же теперь делать? Стыдно! Как стыдно! Мне казалось…

— Вы не дурочка, — попытался успокоить ее Костов. — Просто вы молоды, неопытны, и вам кажется, что все, что вы переживаете, никто до вас не переживал. У вас все будет хорошо, Алина.

— Вы думаете? — В голосе девушки прорвался нервный смешок.