Как закалялась сталь-2 и 1/2

Сульфазин ставят в полужопицу, предварительно разогрев его для равномерного рассасывания в тканях, что делает концентрацию препарата в месте укола вполне совместимой с жизнью. «Веселка» начинается через шесть-семь часов, когда отрава плавно попадает в кровь. Температура подскакивает до 40 градусов, начинаются дикие ломки, нельзя сидеть, стоять, лежать, очень трудно ходить, прикосновение пальцем к телу вызывает ощущения удара топором. Организм горит огнем изнутри, испепеляя сознание и выматывая до полного изнеможения. Наркоманы всерьез уверяли, что героиновые ломки по сравнению с «сульфой» — детский лепет на лужайке. После всего пережитого почему-то хочется им верить. Пытка продолжается сутки. При «особых» заслугах «сульфу» ставят в четыре точки — лопатки и ягодицы — по 2–3 куба в одно место. Результат достигается поразительный. Если у «буйного» сильное сердце и сразу он не помер, то его крючит по двое-трое суток — причем так, что он просит его пристрелить. Потом достаточно одного упоминания о «сульфе», чтобы прекратить самую сочную истерику.

На все отделение «сульфу» ставили двум «подопытным»: ему и «афганцу», старшему лейтенанту.

После контузии тот с энтузиазмом закурил гашиш, отчего в уже «мягкой» голове что-то чпонькнуло и заработало самостоятельно. Так, «на воле» старлей по ночам отбивался с ножом в руках от наступающих «духов», а днем мог часами снимать растяжки. Учитывая вес в 120 кг и непредсказуемые помутнения рассудка, его определили на «сульфу» еще раньше нашего весельчака. Терпели на пару, причем целью было не захныкать и не просить докторов Менгелей о пощаде.

Курс приема подходил к концу, и на инквизиторские вопросы доктора Шмидт: «Как вам, молодой человек, сульфазин показался? Чувствуете улучшения в мировосприятии?» он вымученно отвечал:

— Все бы ничего, и препарат чудо как хорош, но вот побочные эффекты мучают… Какие? Да, блин, самопроизвольные семяизвержения. Причем странное дело — только увижу белый халат, так и брызгаю! Если вдруг увидите пятна сзади, не удивляйтесь. Сожалею, но, видимо, не успел отвернуться. Какая досада!..

Его вызвали на последний укол «сульфы». К этому времени он уже с трудом таскал ноги, через пергаментную кожу светились синеватые вены, а шишковатая задница уже была одной болевой точкой. Удивился, что укол будет ставить сама Пиночет — молоденькая медсестра как-то виновато ежилась у двери.

Почувствовав неладное, спросил:

— А что это «сульфу» сегодня не разогревают?

— Уже разогрели, подставляй жопу, — скомандовала свинья-копилка.

Препарат входил подозрительно жестко, разрывая ткани так, что ягодица чуть не слетела с иглы.

— Не рука, а ласточка! Достояние республики. Это надо же так за сорок лет в психиатрии насобачиться, даром что психи безответны, как мухи…

— Давай, давай, пшел…

Реакция наступила внезапно и гораздо раньше, чем через шесть часов. Ногу стало разрывать, ногти посинели, как-то помутнело сознание, и вдруг стало отчетливо понятно, что хочется отрезать эту невыносимо болящую, инородную ногу. Цинизм ситуации заключался еще и в том, что дело было в субботу, все врачи и медсестры были уже дома и трескали пончики с повидлом. А сульфазинщик бился в отупляющей истерике, чувствуя, как начинает задыхаться и сердце отчетливо дает сбой, давление явно падало. Спасло его то, что сосед по палате, склочный пенсионер-полковник, вдруг ужаснулся мертвецкому цвету лица и с перепугу стал долбиться в дверь, крича, что тут больной помирает. Дежурный врач пришел часа через два, сонно поинтересовался, кто орет, почему орет, кто помирает, почему помирает, после этого недовольно призадумался и нехотя дал команду дежурной сестре вколоть этому дауну вот «это» и вот «то».

— Если не поможет, меня не беспокоить, не голоси — не сдохнет. А мне сон не ломай, а то в изолятор запру обоих — там хоть заорись…

Еще через минут сорок ему стало легче, наутро не мог ходить, но уже сносно говорил и опять чувствовал себя жителем планеты Земля. Пришедшая медсестра констатировала, к его неописуемому удивлению, температуру 38,5 градусов… Так какая же тогда была ночью?!

Вся психиатрия, по большому счету, основана на очень простом и очевидно действенном принципе: сделай больному так плохо, чтобы даже тараканы в его голове передохли. «Чем хуже, тем лучше», — говаривал великий психиатр и, по совместительству, великий кормчий Мао.

Не устаешь удивляться прозорливости его слов хотя бы в части отечественного способа корректировки «мягких, как титька» голов. Перечислю лишь немногие перлы лечебной практики.

Номер один, конечно, — сульфазин, препарат удивительно отрезвляющий и успокаивающий порой до летального эффекта.