Как затеяли мужики за море плыть

Пробыли на том прекрасном, гостеприимном острове до тридцать первого числа июля, наделав много сухарей в запас, но далеко от лагеря старались не ходить. Хватило и того, что раз пять повстречали близ своих палаток предлинных гадов, а тихонького Михайлу Перевалова укусил в босую пятку паук преизряднейших размеров, которого лекарь Мейдер по убитию твари и после тщательного рассмотрения признал за скорпиона. К тому ж всем ночью спать мешал ужасный, жуткий рык звериный - тигра или барса голос. Поэтому команда к отплытию мужиками всеми встречена была с немалой радостью, словно избавлялись от опасности какой-то, грозной и неминучей. Провожать снимавших свои палатки мужиков вышли человек до двухсот усмайцев, подарков надарили, печальны были очень. Но мужики ухо востро держали, помня, что наперед калачи несут, а уж опосля крапиву, так что ружей из рук не выпускали. Но когда уж отплыл от берега ялбот, видя, что машут им руками, стоя по колено в воде, тихо говорили меж собой:

- А что, робята, вроде бы покладистый народ усмайцы.

- Да, покладистый навроде, не злой.

Но Игнат, отчего-то раздраженный, хмурый, на мужиков прикрикнул:

- Ты там греби-погребывай! Не злой! Таперя не злой, так опосля обозлится! Япошки попервой тож друзьячили с нами, а под завязку за шиворот нам наблевать решили. Я уж не знаю, робя, будет ли вобче нам за морем удача. Больно уж рыла тут у жителей противные. Разве могут нас таковые терпеть?

И мужики, искоса поглядывая на берег, где стояли тихие, ласковые усмайцы, махавшие им руками, тяжело вздыхали.

10. ЧЕРНЫЕ, ГОЛЫЕ, С ПАЛКАМИ В УШАХ

Казалось, высадкой на Такао-сима остались довольны лишь адмирал и офицеры. Беньёвский, который безуспешно настраивал мужиков на знакомство, обмен или беседу с усмайцами, был зол на них за твердолобую их неприветливость и чванство.

- Мужики, - сказал он им уже на судне, - я вами изрядно недоволен. Сей народ, несмотря на дикость свою, человеколюбив и сердечен. Отчего же вы, не радея о благодарности за прием отменный, все ласки их кислыми рожами принимали, будто сие не люди вовсе, а черти какие? Вы, ребятушки, помните всечасно, что здеся вам не Россия и защиты вам искать не у кого будет. Так уж коль льнут к вам туземные людишки с лаской, так и вы, как у благородных народов принято, тоже учтивство свое покажите, унизиться не бойтесь. За морем каждый по своим обычаям-законам живет, так мало ль что вам не по нраву придется - терпите. Черного человека увидите - его черноту стерпите, в носу аль в ухе кольцо величиною с блюдце узрите - терпите и насмехаться никак не смейте. Голого человека увидите - не спешите срам его зипуном своим прикрывать, терпите. Стало быть, его Бог таким сотворил. Помните всегда: за морем наиважнейшее правило - терпенье и учтивство. Они вам повсюду двери распахнут, а вздорить станете, носом крутить да придираться живо вам бороды укоротят.

Мужики послушали, похмыкали в усы, а ответить адмиралу взялся неглупый Спиридон Судейкин:

- Науку мы твою, государь, на носу зарубим, да токмо и ты-то нас, видать, плоховато знаешь. Нам ли терпеливости учиться? Нет, барин! Мы, русаки, ещё на материнском пупке висим, а уж тому свойству потихоньку учимся. Уж мы терпим, терпим, что порой самому себе диву даешься, как такое-то человек вообще вытерпеть может? А русак вытерпит, ибо шкуру его в трех щелоках квасят да дубят, вот она и затвердела у него, как кора древесная. Битые мы, а посуда битая да склеенная после, сам знаешь, два срока живет. Что ж до обычаев, нашему глазу непривычных, так сие пустое! Нам бы так - не замай ты нас законами своими, так и мы тебя не тронем. Япошки же нас обидели немало, а усмайцы на один манер с ними рожами будут, а по разумению нашему, коль рожа одна, стало быть, и повадки сходные, вот мы и осторожничали. Не обессудь, ежели политике твоей вред нанесли. Вдругорядь и мы ласковы будем.

Беньёвский с одобрительной улыбкой речь Спиридона выслушал, по плечу его похлопал:

- Ладно, ребятки, верю я вам, но токмо в раз другой политичней поступайте - всем хорошо от сего манера будет.

Мужики потолковали меж собой и договорились впредь быть с туземцами учтивей.

"Святой Петр" целую неделю шел в открытом море, и никакой земли не видно было. Лишь августа седьмого дня на самой спайке моря с небом показался берег. Чурин, становившийся день ото дня все злей, придирчивей, попивавший в одиночку крепко, как догадывались мужики, долго смотрел на этот берег, потом, дождавшись часа, измерил долготу и широту.

- Формоза, - изрек оно коротко неведомое слово и пошел в свой кубрик шкиперский.

Зачем адмирал отдал команду к земле той плыть, никто из мужиков не знал. Поговаривали, что господа соскучились по свежим фруктам, поэтому и выканючили у предводителя день-другой. Хоть и молчали мужики, но были сильно недовольны и, бродя по палубе, угрюмились - путешествие затягивалось.

- Чего носы повесили, ежи морские? - спросил у них Хрущов, сияющий от предвкушения прогулки.