Как жили византийцы

Иоанн Камениат, описавший разорение арабами Фессалоники в 904 г., приводит одну деталь, которая, по его мысли, способна сама по себе дать представление о грандиозности постигшей город катастрофы. Описывая картины убийств и разбоя, автор поражается, что женщины "не желали сдерживать себя и прятаться от глаз мужчин, не испытывая смущения, носились по городу с распущенными волосами, презрев всякое приличие" и издавая вопли. И это делали, удивляется Камениат, не только матроны, но даже девушки-затворницы, "лелеемые для брака".

*

Вступив в брак, супруги с нетерпением ожидали появления детей - их отсутствие воспринималось как божья кара. В житиях нередко рассказывается о бесплодии женщины, о растущей неприязни мужа и, наконец, о чудесном "вмешательстве" свыше. Особую радость вызывало рождение мальчика - кормильца под старость. Когда в семье с небольшим достатком рождалось несколько сыновей, то родители в VIII-XI вв. нередко оскопляли одного из них. Как правило, сын-евнух отправлялся в город, чаще всего в столицу, мечтая сделать там духовную карьеру (много евнухов было среди епископов, митрополитов, диаконов крупных церквей и даже патриархов) либо устроиться в гинекее или мужских покоях вельможи, а возможно, и самого василевса. Немало евнухов занимало важнейшие дворцовые должности, а порой, и не занимая их, в качестве спальничих - доверенных лиц императора - играло значительную роль в политической жизни государства. Иногда сына оскопляли и в ожидании от него духовного подвига. По словам хрониста Х столетия, евнухов в императорском дворце было больше, чем мух в загоне для скотины.

Мер к ограничению рождаемости супруги не принимали. Попытки вытравить плод (законный или внебрачный - безразлично) расценивались как великий грех и сурово карались и властями и церковью.

В отличие от Западной Европы в Византии (с VIII столетия) все сыновья и дочери одной и той же родительской пары имели равные права на наследство. Лишить кого-либо из них законной доли можно было только в исключительных случаях (если дети бьют и оскорбляют родителей, клевещут на них, отрекаются от сидящего в тюрьме отца, вступают в связь с мачехой, заключают без согласия родителей брак, оставляют их без ухода при потере ими рассудка и т. п.). Если завещание отсутствовало, то суд поровну распределял имущество умерших родителей между их детьми.

За внебрачными детьми закон также признавал некоторые права на наследство родителя. Но в целом положение "от блуда рожденного" в обществе было тяжелым, особенно если отцом его являлось духовное лицо (греховность рождения как бы удваивалась). Если незаконнорожденный оставался на нижних ступеньках социальной лестницы, его жестоко травили, если он взбирался по ней вверх, положение дела нередко менялось: незаконный сын Романа Лакапина от "скифянки" (болгарки или русской) Василий Ноф помыкал самой законнорожденной знатью.

*

В империи имелось немало детей-сирот. Если сирота наследовал имущество, над ним устанавливалась опека. Опекуны - частные лица часто обкрадывали опекаемых, и закон поэтому рекомендовал богоугодным заведениям осуществлять опеку над сиротами. Часть сирот-нищих государство устраивало в казенные орфанотрофии ("сиротопиталища" - приюты) при церквах и монастырях; ведал ими особый дворцовый чиновник, а обслуживали их клирики и монахи. При Алексее I царские воспитанники, сироты - дети погибших видных воинов, зачислялись в особый воинский отряд, членов которого называли "бессмертными", ибо на место каждого убывшего тотчас заступал новый.

Большинство сирот не попадало, разумеется, ни под опеку, ни в приюты. В житиях частенько мелькает фигурка деревенского сироты-пастушка, который пасет коз или свиней за черствый кусок в зной и в холод, ночует в поле и едва не умирает от голода. Именно на детях в первую очередь в ту суровую пору отражались стихийные и общественные бедствия. Дети-рабы и дети-евнухи наполняли дома вельмож. Но таким сиротам, можно считать, повезло. Другие просили милостыню на папертях, принуждались к непосильному труду в эргастириях мастеров и торговцев, шныряли по рынкам под надзором взрослых воришек, а девочки-сироты стояли "на своих местах" в зловонных переулках и на площадях.

*