Как жить и властвовать

Авторы «зерцал» ставили вопрос о фундаментальных добродетелях – таких, которые либо являются источниками других, либо замещают их, делают излишними. Так, у Кудамы Ибн-Джаафара о справедливом владыке, который наказывает только по заслугам, говорится, что он вполне может и не обладать милосердием [610]. В уста Аристотеля вкладываются слова о том, что подданные могут обойтись без щедрости владыки, если он справедлив [611]. Справедливость здесь изображается не как некая компенсация милосердия или щедрости, а как такая добродетель, которая, повторяю, как бы включает в себя упомянутые и, возможно, другие положительные, благие нравы. Своего рода фундаментальными добродетелями оказываются у анонимного автора «Канона политики» мудрость, храбрость, воздержанность, справедливость [612]. Он называет их «матерями добродетелей». Тому, у кого они есть, гарантировано обладание несколькими десятками добродетелей производных или зависимых.

Что откуда берётся?

Достаточно важной для авторов «княжьих зерцал» была группа вопросов о причинах разнообразия нравов, их контрастности, об источниках добродетелей и пороков в душе одного и того же человека, наконец, что самое главное, о факторах их изменчивости. С решением этих вопросов связывались такие как возможность влияния на человеческие нравы в желательном направления, выбор форм, методов, приёмов подобного воздействия.

Вот как аль-Маварди излагает «то, на чём стоят люди верующие»: «Всевышний Аллах поместил их (нравы. – А. И.) в душу, вложил их в неё врождёнными по воле Своей и такими, какие Он определил, чтобы соответствовали они обстоятельствам рабов Божьих. И сделал Он различия нравов подобными различиям внешнего вида и обликов, чему есть причина, от веления человеческого не зависящая» [613]. Ясно без комментариев, насколько неоперациональны такие объяснения, выводящие нравы из-под человеческого воздействия.

Излагает аль-Маварди далее и точку зрения «некоторых знатоков медицины». Те считают, что нравы человека зависят от темперамента, т. е. смеси жидкостей, или «начал», в его теле. Так, гневливость и раздражительность – суть следствие обилия жёлчи в организме. (До сих пор мы говорим о человеке: жёлчный.) Многокровный организм делает человека горячим, смелым, а то и наглым, нахальным. Кротость и терпеливость зависят от количества флегмы (флегматичный человек). Если все телесные жидкости уравновешены, то и нравы человека умеренны и являются в этом случае добродетельными. Отступления от меры в ту или иную сторону – недостаток или излишество – приводят к превращению добродетелей в пороки. Эта концепция, своего рода «гуморальная этика», имеет своим источником Галена, она была широко распространена среди средневековых арабо-исламских мыслителей, что свидетельствует о её экспликативной ценности для них. В редуцированной форме просуществовала она и до нашего времени (учение о темпераментах).

У ряда авторов «княжьих зерцал» прослеживается выраженное стремление рассматривать нравы как некие телесные состояния. Впрочем, идея темпераментов в её этическом приложении исходит из того же – из зависимости душевных свойств от телесных состояний. Но у отдельных создателей «зерцал» дело доходит до телесной локализации нравов, их связи с определёнными частями тела (организма) и их состояниями. Так, рассуждая о трусости, Ибн-аль-Азрак прямо говорит о «месте её возникновения» и определяет в качестве такового средостение се́рдца и лёгкого. Если лёгкое «утесняет» сердце, сдвигает его с привычного места, то сердце поражается «трясением» и человек трусит, т. е. испытывает страх и совершает соответствующие действия – трусливые [614]. (Вспомним, что в русском языке есть выражения того же плана: «поджилки затряслись», «сердце не на месте».) В таком случае «непоколебимость сердца» – так дефинируется смелость у цитируемого мыслителя – нужно понимать буквально: как то, что у человека смелого сердце не «утесняется» ни лёгким, ни чем-то ещё.

Локализовано у Ибн-аль-Азрака и благочестие. Он так и говорит: «место благочестия» и, основываясь на буквальном понимании хадисов Пророка, определяет его в сердце как телесном органе [615]. У того же автора, Ибн-аль-Азрака, при перечислении «телесных совершенств», которые должны наличествовать у министра, неожиданно (для нас неожиданно) обнаруживается «искренность, или честность языка» (сидк аль-лиса́н), «молчаливость языка» (самт ал-лиса́н), причём язык – это телесный орган [616]. Эти «совершенства» языка дополняют рассматриваемые в цитируемом разделе «законченность», «завершённость» человеческих членов и органов.