К счастью, хотя бы при выходе на улицу дети получали достаточную защиту от непогоды в виде накидки и второго чепчика. Накидку шили из шерстяной ткани, один длинный слой с запасом закрывал ноги, а второй, более короткий, доходил до колен. Таким образом, руки и все остальные части тела младенца были укрыты двумя слоями теплой шерстяной ткани. Некоторые матери снимали с ребенка накидку сразу же, как только входили с ним в помещение, но многие оставляли ее на ребенке, особенно когда по дому гулял январский холод. Накидка приносила в гардероб ребенка немного цвета — она могла быть кремового, серого или (очень редко) красного цвета. Викторианских маленьких мальчиков одевали во все белое, так же как викторианских девочек. Белый не только служил символом чистоты и невинности, он считался самым подходящим цветом для детей, поскольку на нем была сразу видна грязь. Это умозаключение может показаться странным человеку XXI века, однако здесь была своя логика: белый цвет помогал поддерживать чистоту, что, безусловно, имело огромное значение для здоровья ребенка.
С практической точки зрения белую одежду можно было сколько угодно стирать с мылом, энергично тереть и кипятить. Красители викторианского периода выдерживали определенное количество стирок, после чего линяли и выцветали. Цветная одежда на ребенке очень быстро пришла бы в негодность, что вынуждало родителей не слишком часто ее стирать. Что касается красного, этот цвет ассоциировался с красным одеяльцем, в которое веками было принято заворачивать спеленутого ребенка. Поэтому красный занимал особое место в сердцах людей и считался самым подходящим цветом для уличной одежды ребенка. Розовому и голубому цвету еще только предстояло обрести привычную для нас культурную роль. Возможно, популярности красной фланелевой накидке добавило то, что она великолепно сочеталась с белыми платьицами малыша. И все же красный был не самым распространенным цветом — эта честь досталась кремовой шерсти. До наших дней дошло множество детских накидок кремового цвета, нередко с краями, обшитыми белой хлопковой или шелковой лентой.
Примерно в девять месяцев одежда ребенка начинала меняться. Прежде всего менялась ее длина. Длинная одежда для новорожденных с большим запасом закрывала ноги — в 1840 году она могла быть на 90 см длиннее тела младенца. (К 1880-м годам она редко превышала рост ребенка больше чем на 30 см, однако его ноги все же были хорошо укутаны в несколько слоев ткани — барракот, петтикот и платьице.) Переход на короткую одежду примерно совпадал с периодом, когда ребенок учился сидеть, а затем ползать без посторонней помощи. Волочащаяся материя могла помешать младенцу, поэтому теперь ему требовалась одежда длиной до щиколоток. Матери обычно советовали не поддаваться соблазну просто укоротить подол имеющейся вещи, поскольку существовал вполне реальный шанс, что через год она пригодится еще одному новорожденному. В долгосрочной перспективе было намного экономнее оставить длинную одежду на потом и подготовить новый, более короткий комплект. Также в этом возрасте в одежде мальчиков и девочек появлялись первые отличия.
Вплоть до девятимесячного возраста единственная разница в одежде мальчиков и девочек заключалось в способе складывания подгузника, но с этого момента в сарториальном отношении оба пола постепенно начинали двигаться в разные стороны. Это был долгий процесс, состоявший из множества небольших изменений, которые в конечном итоге приводили к полному разделению костюма на мужской и женский. Современному человеку было бы трудно уловить эти различия. В девять месяцев они ограничивались лишь небольшим расклешением юбки и изменением стиля отделки — у мальчиков она была немного заметнее и чаще состояла из нашитых на одежду галунов, в то время как платьица девочек обычно украшали кружевом. Верхнее платье для обоих полов одинаково отделывали оборками и складками. В остальном гендерная дифференциация одежды в этом возрасте оставалась почти незаметной.
Когда детскую одежду укорачивали до щиколоток, ноги ребенка становились гораздо более открытыми, и именно в этом возрасте дети, независимо от пола, начинали носить носки и чулки. Можно было купить также обувь, но большинство родителей предпочитали этого не делать из опасения, что обувь деформирует растущую стопу (эти вполне обоснованные опасения продолжают существовать в некоторых кругах до сих пор).