Какая музыка была!

Поднималась – неисчислима,Как на зов боевой трубы,Половина Третьего РимаВ полночь, в пятницу, по грибы.Только все это не охота,Не рыбалка и не лыжня,Не грибы, а другое что-то,Вроде знаменья – знамя дня.Что-то вроде религий новых,Что возникли на склоне летБез основ и на тех основах,У которых основы нет.Из «почтовых ящиков» лезлиАкадемики на ледник,Не сиделось в казенном креслеГрибникам, браконьерам, еслиСын Гермеса вселялся в них.На природу людей манило,Прямо в лоно вела стезя,Но нисколько не изменило

То, чего изменить нельзя.Вновь попрятались горожанеВ распрекрасных своих домах,Там, где 007 на экране,Выполняющие заданье,Полыхают в полупотьмах.А в лесу, на лыжне проложеннойЧастью воинской, в поворотЛыжник старенький осторожноКосным шагом войдет вот-вот.Самый лишний из самых лишних,На лыжне вполне призовой,На солдатской, последний лыжникКрестный путь завершает свой.И в предмартовский день мороза,В благодатные минус три,Он сморкается. Кровь склерозаНа лыжню летит из ноздри.

Троицкий

Самое последнее ремесло хвалю…

Григорий Сковорода

Над семью над холмами,Возле медленных вод,Помню, Троицкий в храмеВместе с хором поет.Петь и плакать – призванье.И выводит он стих,А потом в ресторане,А потом и в пивных.Начал это при нэпе,Дань ему отдавал,Молдаванские степиВо хмелю воспевал,Кем он был, этот старыйЧеловек из пивной,Обладатель гитарыС дребезжащей струной.Был хмельным и бездомнымГражданином страныСо своим, незаемнымДребезжаньем струны.

И, зане дребезжалоВ той струне волшебство,Вашей зависти жалаИзъязвили его.И не левый, не правый,Не промежду, а вне,Он для всякой расправыБыл удобен вполне.(Никакой не любовник,Уличенный тобой,А удобный виновникДля расправы любой.)За свои за печали,За грехи, за виныВы его уличали,В чем себя бы должны.Вы на нем вымещалиВсе свои неправа,А ему не прощалиВолшебство мастерства.Не давали поблажки,

Позабыв «…не суди»,Разрывали тельняшкиУ себя на груди.Страшным голосом ровным,На палаческий лад,Объявляли виновным:Мол, во всем виноват.В том, что гений не гений,Но призванье имел,А других прегрешенийСовершить не посмел.Ваш палаческий методБил его наповал.Только Троицкий этотЭто все сознавал.Мы стенаем и ропщемОт людского суда,Ну, а Троицкий, в общем,Не роптал никогда.

Бормотуха

1