Калейдоскоп

Утренняя заря рассеяла тёмный покров ночи. Солнечные лучи скользнули по долине и… заблестели в голубых водах озера, берега которого обнимали пески пустыни. Это Такла-Макан держала в своих объятьях Лобнора. Став озером Лобнор не перестал презирать Такла-Макан, ему была противна её близость. Он тосковал без дочери и жены. Его воды терпеливо искали проходы под песками.

А Тарим и Кончедарья узнали об участи Лобнора и горько плакали, ведь они заперты, и им уже не встретиться с ним. Тарим так любила Лобнора, что жизнь без него ей не мила, а Кончедарья обожала родителей и хотела, чтобы они, как и раньше были вместе. Родная Долина, куда падали слёзы жены и дочки славного витязя пожалела их. К сожалению, превратить Лобнора в человека она не могла, но ей под силу было иное… Долина превратила Тарим и Кончедарью в реки, и те помчались искать Лобнора. А он всё-таки нашёл проход, и однажды пески Такла-Макан обнаружили, что обнимают впадину, покрытую слоем блестящей соли, то были высохшие слёзы Лобнора, пролитые в разлуке с женой и дочерью. А Лобнор перетёк под песками и там, где их слой тоньше, просочился и к нему с ликованием устремились Тарим и Кончедарья. Но недолго длилась их радость. Такла-Макан, рассыпая свои пески в поисках пропавшего Лобнора, нашла счастливую семью и насыпала барханы, не давая Тарим и Кончедарье подойти к озеру. Тогда они снова принялись искать выход под песками вездесущей пустыни. Так с тех пор и повелось. Тарим и Кончедарья стремятся к Лобнору, а он – к ним. А Такла-Макан засыпает реки, обхватывает в свои объятья озеро, а оно исчезает, вырываясь от неё, и появляется в разных местах обширной пустыни, где встречается с Тарим и Кончедарьей. Уже много веков ищут друг друга Лобнор и Тарим с Кончедарьей, много веков они убегают от настигающих их песков Такла-Макан.

24, 27 февр., 13,15, 21 марта, 11 июля 2005 г.

Древний Египет

Клочок папируса

Экспедиция в нынешнем году в Египет прошла успешно, много ценных экспонатов найдут достойное место в коллекциях музеев. Но Сергея Викторовича, профессора археологии, знаменитого египтолога и руководителя этого научного похода к древним гробницам фараонов больше всего занимало содержание папируса, полуистлевшего, но на котором ещё можно разобрать знаки древнего писца. Вот текст, который ему удалось расшифровать и прочитать нам, своим коллегам.

"Жаркое полуденное Солнце подсушивало ещё влажное чёрное поле.

– Земля подсыхает, скоро будем сеять, – недовольно проворчал Раби, потому что знал, приближаются тяжёлые деньки изнурительной работы под палящими лучами.

– Да, Раби, – с сочувствием выдохнул я. – Жизни землепашца завидовать нельзя. Но, если бы не ты, твой отец, дедушка и другие, то что бы мы ели? Утешься сознанием важности своего труда и радуйся хорошим моментам, таким, как сейчас.

– Тапет, а я завидую тебе, – Раби говорил немного грустно. – Да, да не удивляйся, а Гамех и Наху пусть не обижаются на мои слова. По-моему ты из нас самый умный и мне жаль, что покинешь нас после распределительного смотра. И чуть-чуть завидно, что ты узнаешь то, что нам никогда не увидеть.

Эти слова кольнули меня в сердце и легли тяжестью в груди, они напомнили мне, что решающий день неумолимо близится.

– А почему ты решил, что он уедет? – искренне удивился Гамех.

– Не знаю, мне так кажется, – ответил с заминкой Раби, слегка смущаясь.

От слов своего друга детства Наху побледнела, а мне стало не по себе, мы оба ожидали распределительный смотр со страхом и, маясь неизвестностью. Я боялся, что меня отправят на работу в другое хозяйство, и тогда придётся расстаться с родителями, которые так заботливы и ласковы со мной; уехать от моей любимой подружки Наху, которую даже один день не видеть и не слышать для меня немыслимо; покинуть моего взрослого друга – мудрого и доброго жреца Сетху – для меня горькая потеря. А Наху! Я знал, что она тоже боялась разлуки со мной от того, и блеснули на её густых ресницах слезинки. А глаза! Ах, эти глаза, цвета сушеного финика, как они прекрасны. Я обязательно сделаю её большой портрет!

Немного успокоившись, Наху тихо произнесла:

– Моя мать сказала, что в храм приехали чужие люди.

"Уже! Так скоро!" – в отчаянье я чуть не крикнул, но я не хотел, чтобы мои друзья жалели меня. Я надеялся, что Боги услышат мои молитвы и оставят меня здесь и прикажут помогать Сетху. О, как бы я был тогда доволен и благодарен им!

Мы уходили с поля, где через два дня на одной его половине будут сеять ячмень, а на другой – пшеницу-двузернянку. Я держал за руку Наху. Мне было хорошо, но и немного грустно.