Друзья дошли до конца улицы, освещенной фонарями, и остановились. Дальше дорога поворачивала в поля и терялась в потемках. Было жутковато идти наугад по незнакомой местности, да еще ночью. Но времени на раздумье не оставалось, и Глеб решительно двинулся дальше, по широкой грунтовой дороге, которую едва можно было разглядеть в тусклом лунном свете. Ребята молча последовали за ним. Некоторое время они шли в полной тишине, которая нарушалась только стрекотанием полевых сверчков и прерывистым сопением Юрасика. Глаза быстро привыкли к темноте, и Глеб уже не боялся заблудиться. Тем более что дорога была одна — никаких развилок и сбивающих с толку тропинок не наблюдалось. Когда вдруг далеко впереди появился мерцающий огонек, Лена восторженно вскрикнула:
— Костер! Смотрите, костер! Там лагерь. Мы почти пришли!
И тут Юрасик с протяжным стоном опустился на землю.
— Что с тобой? — бросилась к нему Лена. — Тебе плохо?
— Опять фобия? — с досадой спросил Глеб. — Брось, ты же не один.
— Какая фобия? — не поняла Лена. — У кого фобия?
Юрасик вымученно взглянул на них:
— Я дальше не пойду. Я останусь здесь.
Глеб и Лена остолбенели от неожиданности.
— Ты рехнулся? — спросил Глеб. — Ты сам-то понял, что сказал?
Лена опустилась на колени возле Юрасика.
— Юра, ты устал? Потерпи, осталось совсем немного. Вставай, пойдем.
— Идите одни. Я не хочу туда возвращаться.
— Но почему?!
— Там его нет. А здесь есть. И я буду с ним.
— Юра, ты не можешь здесь остаться, ты погибнешь!
— Мне все равно.
Лена в отчаянии посмотрела на Глеба. Тот нетерпеливо оглянулся на далекий огонек, физически ощущая, как уходят драгоценные минуты.
— Понимаешь, — торопливо заговорил Юрасик. — Он жив уже четыре дня, а я даже толком не поговорил с ним! Если я пойду с вами, я его больше никогда не увижу! Я не хочу без него. Я хочу, чтобы он был жив. А здесь он жив.
— Ну Юра! — закричала Лена со слезами в голосе. — Не сходи с ума! Пойдем! Пожалуйста!
— Да что ты его уговариваешь! — вдруг совершенно спокойно сказал Глеб. — Пусть остается.
— Что? — опешила Лена.
— Если ему плевать на собственную семью, если он хочет, чтобы его родные постоянно страдали, пусть сидит здесь. — Глеб сделал два шага в сторону. Юрасик поднял голову:
— Зачем ты так говоришь? Мне не плевать. Я их люблю.
— Любишь? Тогда зачем ты хочешь добавить им горя? Они только что потеряли Юрия Васильевича, а ты хочешь, чтобы они еще и без тебя остались? И ты думаешь, они продолжат жить как ни в чем не бывало? Ну подумаешь, было пятеро, а осталось трое! Больше места в квартире!
— Что ты несешь?! — закричал Юрасик. — Почему они останутся без меня?
— Да потому, что ты исчезнешь после двадцать третьего мая! — заорал в ответ Глеб. — Для нас двадцать четвертое так и не наступило! И там, в нормальном календаре, нас нет! Уже восемнадцать дней, как мы пропали. Если мы сейчас все не исправим, наши родители всю жизнь будут нас искать, ждать и надеяться на чудо. Ты хочешь им такой жизни? Тогда сиди и жди полуночи. Лена, пойдем.
Глеб развернулся и зашагал вперед, держа курс на костер. Юрасик неуклюже поднялся и устремился за ним. Лена вздохнула с облегчением, еще не веря, что все обошлось. Как Глебу удалось мгновенно найти нужные слова? Просто невероятно!
Костер постепенно приближался, его пламя становилось все ярче. С левой стороны уже можно было различить лес, в котором прятался палаточный лагерь волонтеров. По всей вероятности, раскоп находился прямо по курсу и до него оставалось не больше двухсот метров. Глеб вытащил из кармана телефон.
— Осталось семь минут, — тревожно сообщил он. — Юрок, надо поднажать.
Юрасик сделал глубокий вдох и побежал. Это не было похоже на бег олимпийского чемпиона, но он очень старался. Он не мог допустить, чтобы бабушка, мама и папа навсегда остались втроем. Лена и Глеб в два счета догнали его и побежали рядом.
— Глеб, беги вперед, — прохрипел изнемогающий Юрасик. — Тебе нужно время, чтобы начертить.
— А вы? — оглянулся на них Глеб.
— Мы успеем, догоним, — сказала Лена и, видя, что он медлит, закричала на всю округу: — Беги, тебе говорят! Беги!