Календарь Морзе

— И ничего не нажрался! Две кружки пива с друзьями!

— И друзья твои такие же…

— На свои пью! — гордо отвечал мужичок. — И вообще суббота сегодня.

— Неужели непременно надо пить, Сеня?

— Что ты от меня хочешь? — начал закипать тот. — Повесил я твою полку, имею право расслабиться! Мало тебе было…

— Ладно, ладно, не буду больше, прости, — примирительно сказала женщина. — Я же беспокоюсь за тебя…

— Беспокоится она, — бурчал, удаляясь, Сеня. — Делать тебе больше нечего…

Обернувшись, он внезапно подмигнул нам с Мартой и приобнял жену за плечи.

— Пойдем лучше в парк, там концерт сегодня!

Они повернули за угол, а мы посмотрели друг на друга и засмеялись.

В ракушке летней сцены парка играл Менделев. Он был слегка нетрезв и несколько небрежен, но все-таки хорош. На лавочке первого ряда сидела, пялясь на него коровьими влюбленными глазами, Оленька. Удивительно, но кажется, они хорошая пара. Взаимодополняющая. Я покосился на Марту — она смотрела на Мартына со странным выражением лица, иногда почти незаметно морщась, если исполнение было несовершенным.

— Может, пойдем? — спросил я осторожно. — Настя устала.

— Знаешь, ничего к нему не чувствую, — ответила она. — Как будто просто знакомый лабух, чужой человек. Я думала, будет тяжелее.

— Ну и хорошо, — я обнял ее и притянул к себе. — Ты моя женщина, а не его тульпа.

Вещей у нас было совсем немного, багажник заполнился едва ли наполовину.

— На вот, подарок тебе. Пригодится, — буркнул, пряча глаза, Славик. — Извини, если что.

Он притащил замотанное в полиэтиленовую пленку автомобильное детское кресло и теперь сосредоточенно обрывал с него упаковку.

— Знаешь, Антон, — сказал он задумчиво, — люди влюбляются, женятся, трахаются, чтобы в итоге завести детей и до конца жизни любить уже их. Поздравляю, ты сэкономил кучу времени…

Неловко пристроив кресло на заднем сидении, он пожал мне руку и откланялся. На Марту он старался при этом не смотреть — видимо, до сих пор робел.

— Уезжаете, Антон?

Вассагов, как и подобает бойцу невидимого фронта, возник незаметно.

— Да, вот, пора нам…

— Чем заняться планируете?

— Вернусь в журналистику, — пожал плечами я. — Или на радио какое-нибудь устроюсь.

Я вообще не задумывался пока о будущем. Не пропадем как-нибудь…

— Подождите минутку, небольшая формальность. Можно ваш паспорт?

Я с некоторой опаской дал ему паспорт, Васагов не глядя протянул его назад, какому-то неприметному человеку в сером костюме. Тот зашуршал страницами документа, и я забеспокоился.

— Не волнуйтесь, Антон, у нас нет к вам претензий, — сказал Вассагов. — Наоборот…

— Бумаги! — коротко приказал он серому костюму, тот протянул папку.

Александр Анатольевич раскрыл ее и протянул мне пластиковый файлик с бумагами.

— Так, тут у нас… Анастасия Антоновна Эшерская… Проверьте, все ли верно.

У меня в руках было свидетельство о рождении, школьная выписка, медицинская карта, справки о прививках, свидетельство об установлении отцовства, еще какие-то бумажки с печатями — все то, что делает человека реально существующим, даже если он материализованная больным разумом тульпа нерожденного ребенка. В графе «мать» стоял прочерк.

— Так бывает? — поразился я.

— Еще и не так бывает — вздохнул Вассагов. — Анна Трубная, невеста Павла Ряпчикова, как вы знаете, остается проживать в Стрежеве и, разумеется, никаких детей у нее нет. Кроме того, чтобы иметь такую дочь, ей пришлось бы рожать в четырнадцать. Будем считать, что вы нашли и официально удочерили биологическую дочь, о которой сами раньше не знали. Грехи беспутной юности, и все такое. Немного похоже на индийское кино, но так даже лучше. Люди такое любят.

— Теперь вы, — он протянул следующий файл Марте, — Марта Эшерская, урожденная Менделева. Вот ваши документы — паспорт, аттестат, диплом консерватории…

— Ничего себе, — поразился я. — Без меня меня женили!

— Поздравляю, кстати, — сухо сказал Вассагов. — Совет да любовь.

— Но…

— Разведетесь потом, если захотите, тоже мне проблема. Оформить удочерение десятилетней девочки на неженатого молодого мужчину просто нельзя. На семью — другое дело… Вот ваш паспорт.

Я пролистал документ — в нем уже стоял штамп о браке, зарегистрированном Стрежевским ЗАГСом, и вписана дочка.

— Спасибо, наверное…

— Счастливого пути. И знаете что?

— Что?

— Не возвращайтесь сюда, пожалуйста.

— И в мыслях не было, Александр Анатольевич! Боже меня упаси!

Выехав за перечеркнутый красным знак «Стрежев», я остановил машину на мосту через Стрежевку. Включил аварийку, вышел, подошел к перилам и аккуратно выпустил из рук тяжелый пакет. Тщательно протёртый от отпечатков пальцев военный сувенир пятидесятого калибра, тихо булькнув, ушел куда-то в глубину. Все равно патронов к нему больше нет.

— Уезжаете?

Я, нервно вздрогнув, обернулся — неподалеку стоял с удочкой рыбак. Он приветливо помахал мне трехпалой рукой.

Я подошел поближе и увидел рядом с ним облезлое эмалированное ведро, в котором вяло шевелили жабрами несколько крупных карасей.

— Опять? — спросил я безнадежно.

Он поманил меня пальцем и, склонившись к уху, тихо сказал:

— Знаешь, как иногда хочется просто рыбки поесть?