Календарь Морзе

Славик, поминутно хихикая, блестя глазами и порываясь к стойке за коньячком, объяснил мне, что в городе, по его выражению, назревает «буржуазный переворот», что ему, как политологу, необычайно любопытно. Оказывается, я совершенно не представлял себе, как функционируют власть и бизнес в сложившихся обстоятельствах. Возможно потому, что в медийно-информационной повестке городские власти твердо придерживались политики позитивного игнорирования. Вечный «день сурка», изоляция, отсутствие связи с внешним миром — это были как-то очень легко и естественно табуированные темы. Об этом не только не упоминалось в официальных рупорах власти — об этом вообще было не принято говорить. Каждый горожанин знал, что, если выехать из города, например, на юг, то через какой-то час въедешь в него обратно с севера — и, разумеется, наоборот. Но максимум, что он мог услышать в речи мэра, так это: «временные сложности с логистикой». Удивительно, но это работало.

— Люди — существа стайные и информационные, — вещал Славик. — Они склонны больше ориентироваться на поведение окружающих, чем на собственные наблюдения и выводы. Знаменитый эксперимент Аша[19] показывает, что семьдесят пять процентов согласятся даже с заведомо абсурдным мнением, если его публично поддерживает большинство окружающих. Поэтому, если вокруг транслируется поведение «все нормально», то очевидная ненормальность легко игнорируется.

Я и сам обращал внимание, насколько обыденно и спокойно идет жизнь в городе. Видимо, большинство людей всегда так живет — изо дня в день, не особенно замечая разницу между ними. Некоторая навязчивая определенность будущего, имеющая место в нашей ситуации, их даже успокаивает — пугает неизвестность, а не рутина. Люди любят рутину и стремятся к ней, всячески избегая изменений в своей жизни. Но Славик раскрыл мне глаза на некоторые практические детали, которыми я не интересовался.

Оказывается, складские запасы магазинов каждое утро становятся ровно такими же, какими были на ту первую полночь, между двенадцатым и тринадцатым числом, сколько бы товаров ни было продано за день, но на деньги это правило почему-то не распространяется. Деньги вообще мистическая субстанция, живущая по своим законам. И торговцы радостно богатели бы, если б не губернатор, который ввел принудительное регулирование, изымая все, кроме торговой наценки, в городской бюджет.

— Понимаешь, — объяснял Славик, — это позволило не обрушить экономику города, избежать сверхконцентрации денег, оставить рынок фермерам, поддержать тех, кто лишился источников дохода. Вот, например, Завод Динамического Оборудования производит что-то необычайно сложное и секретное, но совершенно не нужное в городе. Он не может отправить продукцию заказчику и рассчитаться с рабочими, а это несколько сотен человек. Город занимает их какой-то производственной синекурой, вроде новых лавочек и урн, и выплачивает из этих денег зарплаты. Это только один пример, а их множество… У губернатора, как ни странно, оказались довольно разумные планы регулирования жизни города, но это планово-распределительная экономика, практически социализм.

— Не все этим довольны? — сообразил я.

— Именно! — Славик ловко допил мой коньяк, но я не стал возмущаться, мне было интересно.

Оказалось, что в верхушке городских капиталистов вызрела изрядная антигубернаторская фронда, которая сегодня готова выступить открыто, требуя изменить городское устройство в свою пользу. Они считали, что губернатор покушается на их святое право собственности и на возможность неограниченно зарабатывать.

— Слушай, — удивился я, — зачем им эти деньги в нашей ситуации? Ну сколько вообще можно потратить за один день?

— А за одну жизнь? — засмеялся моей наивности Славик. — Самые богатые люди мира имеют столько денег, сколько нельзя потратить в принципе. На свете нет такого количества услуг и товаров. Но ведь это не мешает им посвящать всю свою жизнь увеличению капитала? Этак ты договоришься до полной крамолы — зачем, мол, вообще капитализм, если человек не может спать более, чем на одной кровати, ездить более, чем на одной машине и сожрать больше, чем влезет в пузо? Да вы, батенька, утопический коммунист! Сен-Симон Фурьевич Руссо! — Славик погрозил мне пальцем и устремился к буфету, а я задумчиво побрел обратно в зал. Судя по нарастающему шуму, там уже начиналось основное действие.

На трибуну поднялся прибывший, наконец, мэр. Вид у него был еще более встрепанный и помятый, чем обычно. (Глава города славился тем, что даже самые дорогие костюмы смотрелись на нем так, будто он надел их задом наперед). Небольшого роста, лысоватый, пузатенький, брылястый, с глазками блудливыми и бегающими, мэр был мне несимпатичен. Говорят, это взаимно. Впрочем, лично мы никогда не общались, так что и черт с ним.

— Здравствуйте, господа депутаты! — сказал он. — Я рад приветствовать законодательную ветвь городской власти и надеюсь, что она нам сегодня по-настоящему законодаст!