Календарь Морзе

Осветилась небольшая сцена со стоящим на ней стулом. В круг света вышел Мартын, сел, взял гитару и заиграл Give It Away[22] в стилизованном под приджазованный поп шестидесятых кавере, переплетая с темой из фильма «Остин Пауэрс: Голдмембер». Вышло неожиданно и забавно. Девушка его проявилась как всегда незаметно — просто в какой-то момент я осознал, что она есть — в откровенном костюмчике ретро-поп-дивы: короткая кожаная юбчонка с рискованным разрезом, канареечно-желтый пиджак с длинным острым воротником, под ним только серебристый шёлковый бюстгальтер. На ногах — высокие, выше колена, блестящие сапоги на платформе. В руках у нее оказался сияющий золотом тромбон, в проигрышах она выводила на нем такое басовитое «ту-ту-тутум», но больше танцевала «в стиле Остина Пауэрса», совершая довольно откровенные движения тазом и бедрами. В какой-то момент она вдруг остановилась, опустила тромбон и, внезапно, запела:

Lucky me swimmin’ in my abilityDancin’ down on life with agilityCome and drink it up from my fertility

Blessed with a bucket of lucky mobility[23]

Никогда раньше не видел, чтобы женское альтерэго Менделева пело! У нее оказался глубокий, сильный, чуть хрипловатый контральто, хотя от такой изящной девушки, скорее, ожидаешь сопрано. Пропев один куплет — этот текст довольно неожиданно прозвучал женским вокалом, — она снова взялась за тромбон. Но вот чудо — когда песня закончилась, и Менделев взял короткую паузу, она не исчезла, как раньше, а встала у него за плечом и устроила забавную пантомиму «я тут, а этот придурок меня не видит» — то приставляя ему рожки, то сооружая из ладошек уши-лопухи, то делая вид, что дергает за нос. Мартын снова взялся за гитару, заиграл какой-то сложный свинг, и она, посерьезнев, встала в стороне — уже в коротком черном с блестками платье в обтяжку и с кларнетом, хотя уловить момент, когда одежда сменилась, было, как всегда, невозможно.

Менделев отыграл программу, встал, поклонился и она, взмахнув длинными черными волосами, поклонилась вместе с ним. Только когда музыкант пошел со сцены прочь, девушка куда-то делась, в зал он спустился уже один.

Мартын подошел к нам поздороваться, но я не стал рассказывать ему о странностях поведения его воображаемой аккомпаниаторши — скорее всего, из суеверного опасения спугнуть. С одной стороны, мне хотелось, чтобы они когда-нибудь встретились, с другой — я вовсе не был уверен, что это будет хорошо. Если верить литературе, встречи с доппельгангером мало кому принесли удачу.

— Антон, можно с вами поговорить? — неожиданно спросил Пурсон.

— Так вот же я, говорите.

— Нет, давайте отойдем куда-нибудь, где потише.

— Вы курите? — спросил я. — Можем выйти в курительный салон.

— Не курю, но ничего страшного, дым мне не мешает.

Мы пошли в курилку, оставив Славика накачиваться в одиночестве. Ничего, скоро начнется стриптиз и ему не дадут заскучать. По дороге я сделал крюк к стойке бара, поздоровался с Адамом и прихватил стакан виски со льдом. Что это я тут один, как дурак, трезвый?

Курительный салон в «Поручике» был удобный, с бархатными диванами, низкими деревянными столами, тусклым теплым светом и даже камином — правда, электрическим и летним вечером работающим в режиме мерцания «углей». Но уютно, ничего не скажешь. Кажется, в рамках мэрской борьбы с курением он оказался вне закона, но до сих пор как-то обходилось, а теперь и вовсе — где тот мэр?

— Антон, — сказал Пурсон, когда мы уселись в низкие кресла и я, поставив на столик стакан, с удовольствием закурил, — говорят, вы видели Рыбака…

— Я видел какого-то мужика с удочкой, — уточнил я.

— У него нет двух пальцев, указательного и среднего на правой руке, и он всегда отпускает пойманную рыбу, — утвердительно сказал краевед. Я кивнул и отхлебнул из стакана.

— Что он сказал вам? — Пурсон подался вперед, глаза его горели нездоровым азартом.

— Ничего особенного, — припомнил я разговор. — Так, всякую ерунду насчет того, что все должно идти, как идет, а то хуже будет. Как по мне, не очень-то убедительно. А кто он такой-то?

— Местная легенда, — Дмитрий кусал губы в досаде. — Ну почему он встретился именно вам, такому… Ой, простите.

— Какому? — мне стало смешно.

— Ну… В некотором роде… постороннему… — неуверенно сказал Пурсон. Он явно хотел сказать что-то другое, но побоялся меня обидеть. Забавненько.

— Так кто же он?

— Многие тут называют его Король-Рыбак. Хотя, конечно, это неправильно, это заимствование. Он вряд ли имеет прямое отношение к тому самому Пеллеасу.

— Тому самому?