Кальян

Трудно сказать, сколько времени уходит на то, чтобы затолкать ключ на место пули. Сперва, он падает из моих дрожащих рук. Затем, я опускаюсь на колени, чтобы поднять его, внезапно начинает идти дождь: не из шариков, а из ледяной воды Сквозь капли на ресницах, на коленях, я вожу руками по земле, ища потерянный ключ, прекрасно понимая, что Кэролус бежит ко мне.

Быстрее, Алиса. Не думай о том, что он идет к тебе. Делай, что нужно. Каждая секунда может спасти жизни.

Я нашла ключ, не глядя в направлении монстра, сжимаю его и поднимаюсь на ноги. Твердой рукой сжимаю зонт, закрываю один глаз, чтобы получше прицелиться, и…

— Стой! — Пиллар хватается за мой зонт.

Я тоже не отпускаю его, и не отпущу. Да что такое с Пилларом? Но и меня саму останавливает лишь то, как сам Кэролус останавливается, заметив Пиллара.

— Это уловка, — раздается голос Пиллара за моей спиной. — Не стреляй в него.

— Что Вы имеете в виду? Убить его — единственный способ спасти мир.

— Нет. Ты этим самым убьешь и Льюиса Кэрролла.

Это приводит меня в чувства. Что он только что сказал?

— Кэролус наводнил мир чумой не потому, что лишь Настоящая Алиса отважится дать ему отпор, а потому что лишь у Настоящей Алисы будет ценный ключ Льюиса Кэрролла.

Теперь Кэролус начинает злиться.

— Не верь ему. Пиллар — лжец. И всегда им был.

— Я не лгу, Алиса. — Голос Пиллара тверд, уверен, непробиваем. — Ты не спрашивала себя, почему Льюис не упомянул о местонахождении остальных ключей, когда отдавал тебе этот в Том Тауэр?

— Это приходило мне в голову, но я никогда по-настоящему не задумывалась. — Я по-прежнему целюсь в Кэролуса.

— Потому что он не знает. У Льюиса был в распоряжении лишь один ключ. Особенный. Как сказал Кэролус, которым вскрывают черепа. Льюис отдал тебе ключ, пулю, которая убьет его.

— Зачем?

— На случай, если он не сможет удержать свое второе «Я», Кэролуса Людовикуса, своего внутреннего демона, — отвечает Пиллар. — Льюис Кэрролл заточил всех Монстров — Чудесников, кроме одного. Своей темной половины, которую он просто не в силах контролировать. Убьешь его — убьешь Льюиса. Правда: они как день и ночь, свет и тьма; но они — единое целое.

— Значит, ты был готов погибнуть, лишь бы убить Льюиса? — Я пристально смотрю на Кэролуса.

— Я ненавижу его! — Кэролус падает на колени. — Все эти мигрени. Вся боль, через которую он прошел, и он по-прежнему любит этих отвратительных детей. По-прежнему пишет глупые книжки и стишки, чтобы только люди радовались. Я презирал то, что у него осталась жажда к жизни, после всего, что он прошел…, мы оба прошли. Я хотел, чтоб он обрушил свой гнев на мир, после Цирка. Зачем же тогда он по-прежнему любит человеческих детей после Цирка? Я никогда не понимал. Почему он живет с болью, никому не рассказывая об этом. Это сводит меня с ума. Льюис Кэрролл должен умереть.

Я вся дрожу. Не из-за ледяного дождя. И даже не от усталости, которую ощущаю. А из-за тьмы, которую я вижу в Кэролусе Людовикусе. Как может в человеке жить такая ненависть?

— Я должна убить его, — говорю я Пиллару.

— Зачем?

— Взгляните на него. Я не позволю монстру, вроде него, скрыться. Он сбежит, как и Чешир. Я не собираюсь каждый раз позволять злодеям убегать. А чума. Если я не прикончу его, люди поубивают друг друга.

— Спасение мира не похожи на киношные, Алиса, — говорит Пиллар. — Убийство злодея — не всегда выход. Сперва, нужно спасти жизни. Мы сами выясним, как справиться с чумой.

— Нет. — Я застываю и целюсь в Кэролуса. — Такой тьме нет места в этом мире.

— Помнишь, ты рассказывала, что Фабиола говорила тебе посмотреть в глаза тьме? — Голос Пиллара необычайно мягок. — Не позволяй ей запятнать тебя, Алиса. Не позволяй злодеям обратить тебя в жестокого героя. — Он колеблется, затем говорит. — Не становись мною.

Глава 105

Кэролус исчезает в дожде, затерявшись в плавающих шариках, как и темная сторона во всех нас. Пиллар говорит, что это к лучшему. Нет ничего зазорного иметь темную сторону. Она помогает нам узнать и оценить свою лучшую сторону. Сложно воспринимать мораль серийного убийцы, но когда мы приходим, Фабиола говорит мне то же самое. У нее уходит целая минута, чтобы отцепить мой палец от курка.

Завороженную этим безумным миром, меня сажают на новый самолет Пиллара. Я сажусь. Фабиола делает мне чашку теплого молока. Пиллар вспоминает о человеке, которого мы встретили в Грибландии; том самом, который считал себя бутылкой молока. Я не реагирую на его шутки. Я только что отпустила монстра. Прямо сейчас мир так мрачен и темен, что мне хочется спать. Немного позже, мы приземляемся в Ватикане. Фабиола нежно целует меня в лоб.

— По-крайней мере, теперь ты знаешь, что ты — Настоящая Алиса.

Затем она покидает самолет. Мне кажется, что мир непривычно тих снаружи, но я слишком устала. Я снова засыпаю.

В следующий раз я прихожу в себя в своей палате в лечебнице. Мне купили новую кровать. Она чистая. Удобная. Я думаю, что для подобной роскоши слегка поздновато. Миру вот-вот придет конец.