Калигула. Тень величия

XII

Тенистый солярий на крыше дома, расположенного на склоне Целия, среди таких же богатых домов римской знати, укрывал от посторонних взглядов тайных влюбленных. Они занимались любовью несколько часов, пока невыносимая жара не заставила их разомкнуть объятия. Обнаженная Мессалина была чудо, как хороша, Феликс мог бесконечно гладить ее нежную кожу, ласкать грудь, но девушка решительно оттолкнула его руку.

– Я с ума сойду от этого зноя! Сейчас бы в прохладу бань! – мечтательно протянула она.

– Опомнись, Валерия, в Риме траур! Все бани закрыты до особого распоряжения императора, – возразил ей Феликс.

– А что мне этот траур? – возмутилась Мессалина. – Почему все должны горевать о смерти его сестры? Нельзя смеяться, купаться, встречаться с родственниками. Возбранены все развлечения, отменены игры, скачки, пьесы. Запрещена жизнь!

– Но ведь Друзилла была и твоей подругой, – сказал Феликс, удивленный таким равнодушием со стороны Мессалины.

Девушка досадливо отмахнулась. Ее агатовые глаза зло засверкали.

– Ну и что с того? Да и не дружили мы вовсе, она таскала меня за собой, будто ручного зверька. Я молода и красива, мужчины всегда обращали внимание лишь на меня. И, благодаря этому, она тоже заводила знакомства, находила новых любовников.

Феликс снова обнял сестру:

– Расскажи мне, каким утехам предавались вы вдвоем. Что проделывали с вами мужчины? Только подробно, ты ведь знаешь, как меня это заводит.

Мессалина покорно приложила губы к его уху и зашептала, подкрепляя слова ловкими движениями нежных рук, отчего Феликс вскоре застонал и выгнулся дугой на постели.

– Интересно, надолго наш император покинул Рим? – попросил он, как только перевел дух. – Мой отец серьезно намерен сделать тебя новой императрицей. Ты составила бы достойную партию Гаю Цезарю, наш род столь же древен и знатен, как и род Германика.

Мессалина мечтательно вздохнула.

– Да помогут ему в этом боги! Но Калигула ни разу не взглянул на меня с интересом. Не знаю, может, в том повинна ревнивая Друзилла, мечтавшая о свадьбе с ним.

– Нельзя жениться на собственных сестрах, – строго сказал Феликс.

– Да, конечно, – в тон ему ответила Мессалина. – С ними можно только делить ложе.

Они громко рассмеялись и тут же испуганно зажали рты ладонями. Траур!

Феликс и Мессалина вот уже два месяца наслаждались преступной связью, и постепенно их пыл начал угасать, плоть требовала новых наслаждений, им уже хотелось разнообразить любовные утехи, а Мессалина лишь подзадоривала брата, рассказывая о том, что проделывала с разными мужчинами в доме Пираллиды. Рассказом о том, как она потеряла девственность, Мессалина до сих пор могла довести Феликса до оргазма, но ее кипучей энергии тоже требовался выход, и она все чаще подумывала, не навестить ли Пираллиду. Вначале этому мешало то, что гетера обосновалась во дворце, затем объявленный траур. Ни один римлянин, ни один перегрин не переступал в эти дни пороги лупанаров. Огни на веселой Субуре были потушены, везде царила тишина, жизнь в Риме замерла.

Сам император накануне похорон сестры неожиданно покинул Рим и скрылся в неизвестном направлении. Ходили слухи, что его видели в Малой Азии, кто-то утверждал, что Гай сейчас в Египте, иные нагло врали, что наблюдали, как он в Афинах угрожал статуе Зевса, чтобы тот вернул к жизни Друзиллу. Но все они ошибались.