Калёные тропы

— Митька, вали скорей в эскадрон! Вихров приказал тебе принять второй взвод. — И уже другим тоном добавил, осклабившись: — Проздравляю вас с повышением, товарищ командир!

Но Митька медлил итти. Он смотрел на опушку, где, выходя из леса, собиралась пехота. Его внимание привлек стоявший впереди молодой командир огромного роста. Сдвинутая на затылок фуражка открывала полное лицо с большим чуть выпуклым лбом и подбритыми усами.

— Гляди, Степан, — сказал Митька Харламову. — Гляди, какой дядя здоровый. Видать, командир.

— Который?

— Эвот стоит.

К командиру подбежали двое в фуражках. Один из них громко сказал:

— Товарищ Чибисов, начдив приказал закрепиться на линии Билька-Шляхетска.

— Добре, — сказал Чибисов молодым мягким баском. — Передайте начдиву, что первый полк перешел к обороне…

Из леса, развертываясь на ходу и волоча за собой на катках пулеметы, выбегали густые цепи пехоты. Красноармейцы занимали высоты, окапывались. Всюду сноровисто мелькали лопатки.

Рядом с Митькой, лихорадочно захватывая шевелящуюся ленту, заработал пулемет.

Впереди, за лесом, от коротких взрывов дрожала земля.

Митька сбежал в лощину, вскочил на лошадь и, пригнувшись в седле, поскакал к эскадрону.

IX

Вокруг поставленного посреди комнаты большого стола с развернутой картой, чернильным прибором и папкой с бумагами стояли три человека в мундирах с пропущенными из-под плеча аксельбантами. Двое из них — стриженный бобриком седой генерал и моложавый поручик — почтительно слушали командующего 3-й польской армией генерала Сикорского, который, хмуря большое с крючковатым носом и отвислыми усами лицо и постукивая согнутым пальцем по карте, говорил властным голосом:

— Картина совершенно ясна, господа: Буденный окружен. Операция проведена мастерски. Наши войска прекрасно справились с поставленной задачей. — Сикорский, повеселев, провел рукой по карте. — Посмотрите, вокруг Буденного сомкнулось тройное кольцо. Теперь ему не уйти. А? Каково? Это можно назвать современными Каннами или вторым Танненбергом. Великолепно! Концентрическим ударом мы уничтожим большевистскую конницу и выиграем войну… — Сикорский помолчал, потрогал усы и продолжал, усмехнувшись: — А вы знаете, ведь это Троцкий двинул армию Буденного на Замостье. Что же, мы можем только поблагодарить его за нелепый приказ. Этот человек спас нас от катастрофы под Львовом. А? Не правда ли, господа офицеры?

Поручик, изобразив улыбку на тонком лице, услужливо звякнул шпорами, генерал, дрогнув губами, молча кивнул головой.

— А пока запишите, поручик, — продолжал Сикорский, нагибаясь над картой. — Потом мы уточним это, в приказе. Пишите. Первое: генералу Галлеру закрыть выход из окружения через Тышовцы и одновременно установить связь с частями генерала Желиховского, наступающего со стороны Замостья. Второе: полковнику Жемирскому со 2-й дивизией легионеров ударить на Меночин. 1-я, 2-я и 5-я кавбригады пока остаются в моем резерве. Великолепно! Завтра, 31 августа, ровно в час ночи мы начнем атаку всеми силами и со всех направлений… Да, вот еще что: надо позаботиться о своевременном сосредоточении необходимого количества железнодорожных товарных составов.

— Разрешите поинтересоваться, для какой цели, ваше превосходительство? — спросил генерал Ставицхий, исполнявший при Сикорском должность начальника штаба.

— А разве это непонятно, генерал? — Сикорский укоризненно посмотрел на Ставицкого. — Вагоны нам будут нужны, ваше превосходительство, под погрузку лошадей Конной армии. Очень важно предусмотреть все детали заранее, — заключил он с значительным видом, постучав по карте костяшками пальцев.

Второй день, почти не переставая, сеял мелкий, как кисея, надоедливый дождь. Лошади хлюпали по уходившей в глубину дремучего леса вязкой дороге. Казалось, все вокруг раскисло и набухло от влаги: и леса с отяжелевшей листвой, и напитанная, как губка, прозелень мха, и низко нависшее мглистое небо. По обочинам узкой дороги желтели болотные кувшинки, наполненные водой.

В влажном воздухе со всех сторон беспрестанно бухали выстрелы.

— Ну и дорога, черт ее забодай! — проворчал Кузьмич, сдерживая заскользившую лошадь и бросая косой взгляд на Климова.

— Что и говорить, Федор Кузьмич, — поспешил согласиться трубач. — По этакой дороге только и впору ездить пьяному черту. А ночью совсем беда: чуть задевался — и ваших нет. Одним словом, гроб с музыкой. Ща. Вчера, как с Замостья на Чесники прорывались, взводный Кравцов с первого эскадрона было утоп.

— Да ну?

— Ага. Съехал с дороги, ему показалось, вроде место сухое, ну и угряз вместе с конем по самые уши. Еле вытащили. Одним словом, гиблое место.

— Факт. В германскую войну, Василий Прокопыч, мы Пинские болота так-же вот проходили. В точности такие места. Нам полковой врач тогда рассказывал: еще при Наполеоне, как француза гнали, один наш гусар провалился в болото вместе с конем. А спустя лет пятьдесят, а может, побольше, как саперы дорогу проводили, нашли его. И представьте себе — как живой.

— Скажи, пожалуйста!

— Факт. Видать, там почва такая. Химия. Я и могилу его видел.

— Чудеса, — удивился трубач.