Ворошилов повернулся назад, вскинул бинокль к глазам. В окулярах обозначились бешено скачущие орудийные запряжки 4-й дивизии. Он увидел, как скакавший впереди командир широким движением повел в сторону рукой и как идущая за ним батарея, развертываясь к бою, поворотила правым плечом, широким фронтом вынеслась вскачь на огневую позицию и снялась с передков. Подле орудий быстро закопошились маленькие, как муравьи, фигурки людей. Передки, оставив пушки, рысью отъезжали по пологому склону поля. Не прошло и минуты, как у правого с края орудия вспыхнул белый дымок, и снаряд, шурша в воздухе, ушел в сторону Озерна.
Рассеиваясь, таял туман. Все ярче светило солнца. Быстро подсыхала земля.
Издали наплывал перекатами треск ружейной и пулеметной стрельбы. Слева, как раз с того места, где надвинувшаяся на солнце тучка отбрасывала длинную тень и где наступала вторая бригада под начальством молодого комбрига Тюленева, доносился сливающийся крик. Левый фланг, где находился комбриг, сильно продвинулся вперед, охватывая Озерна слева, правый продолжал оставаться на месте. Ворошилов посмотрел в бинокль: залегшие цепи не продвигались вперед; перед ними то тут, то там, как на шахматной доске, вспыхивали черные клубочки артиллерийских разрывов.
— Семен Михайлович, я проскачу ко второй бригаде, — сказал Ворошилов.
Он позвал ординарца, сунул бинокль в чехол и, по привычке подав шенкель вперед, толкнул лошадь в галоп.
Буденный стоял на пригорке и, прищурившись, смотрел в бинокль.
Впереди открывалось все поле сражения, пересеченное лощинами и редкими перелесками. Справа, где за Шапеевским лесом дралась за Самогородок 14-я дивизия, и слева, где начдив Морозов вел в наступление 11-ю, стоял сплошной гул батарей. Прямо против того места, где остановился Буденный, и немного правее горевшей мельницы виднелись широкие полосы проволочных заграждений. Позади проволоки тянулись окопы. В глубине, вдоль опушки синевшего леса, колыхаясь в сизом облаке пыли, двигалась какая-то масса: к месту боя беглым шагом подходили резервы 13-й познанской дивизии противника.
Внезапно вправо в лощине что-то сверкнуло, и среди редких деревьев появилось несколько всадников на серых лошадях.
— Товарищ командующий, уланы! — сказал Зеленский, опуская бинокль.
— На ловца и зверь бежит, — заметил Буденный. — Возьмем «языка»…
Связной штабного эскадрона Щербина — молодой кубанский казак, слывший среди бойцов краснобаем, — посланный для связи к начдиву, выехал в эту минуту на высокий курган и тоже увидел улан. Уланы — их было около эскадрона — рысью спускались по склону лощины. Наперерез им, прикрываясь высоким кустарником, широким галопом скакало несколько всадников. Впереди всех на крупном буланом коне с черным хвостом мчался всадник в защитной фуражке. Щербина сразу же узнал командарма.
Ошеломленные внезапной встречей, уланы нерешительно схватились за сабли. Буденный рванул из ножен клинок, прочертил над головой сверкающий круг и, бросил лошадь навстречу уланам. Всадники сшиблись и, размахивая саблями, закружились на месте. У Щербины зарябило в глазах: где свои и чужие — разобрать было трудно. Но потом он ясно увидел, как уланы во весь мах неслись к Озерна, а Буденный со своими всадниками — их было десять или двенадцать — рысью возвращался назад. Впереди него, прихрамывая, бежал пленный улан.
Семен Михайлович спешился и, расправив усы, с усмешкой в зеленоватых глазах взглянул на улана.
— Что ж ты, дружище, два раза стрелял в меня и не попал? — спросил он, усмехнувшись. — Э, брат, так не годится. Кавалеристу стыдно промахиваться… Ну, говори, какой части?
— Першего шквадрона третьего уланьскего регеменра, — весь вытянувшись и смотря на Буденного со скрытой тревогой, ответил улан.
Прискакав во вторую бригаду, Ворошилов слез с лошади и передал ее ординарцу. Вокруг часто посвистывали пули. Ворошилов побежал вперед, обгоняя пулеметчиков, тащивших тяжелые пулеметы на дребезжащих укатках. На склоне лощины Ворошилов заметил бойцов. Его тоже увидели — красноармейцы бежали, ложились, бросались рывками вперед. Рядом с Ворошиловым послышался шорох и треск. По кустам лез медведем громадный совсем еще молодой человек. — не то боец, не то командир. Громко сопя и ругаясь вполголоса, он волочил за собой огромную жердь. Ворошилову достаточно было взглянуть на бойца краешком глаза, чтобы определить в нем шахтера. Великан перехватил его взгляд, приветливо крикнул:
— Товарищу Ворошилову! Во братва повалила, как вы приехали. Сейчас панам духу дадут.
— Это зачем? — спросил Ворошилов, показывая глазами на жердь.
— Проволоку рвать. У меня крючок здесь насаженный, — с живостью ответил шахтер. Он перевернул жердь и показал массивный крючок. — Мы с ребятами уже приловчились… Как ее, значит, подденешь…
— Понятно, — пряча улыбку, прервал его Ворошилов. — Это ты сам, что ли, придумал?
— Сам. Получится ловко… И топором тоже. Да вот увидите. Проволока тут, шагов двадцать.
— Как твоя фамилия, товарищ?
— Шаробурко — фамилия моя, — с достоинством ответил шахтер, — а ребята зовут Кошлачом. Еще с Донбасса кличка такая[20]
.