Калиостро

Так как часто не только свою миссию, но и происхождение и имя граф Калиостро скрывал, то в некоторых местах его принимали недоверчиво. Так, например, в Кенигсберге его встретили далеко не приветливо. Там в то время жил умный и образованный епископ Боровский, который сумел настроить местное общество против чужеземца. Говорили, что он — Сен-Жермен, чего Калиостро и не опровергал, одновременно называя себя то графом Фениксом, то графом Гара, словно умышленно усиливая мрак и путаницу вокруг своей личности. Но с немцами на какое-то время пришлось расстаться.

В самом конце февраля 1779 года Калиостро и Лоренца прибыли в Митаву, столицу герцогства Курляндия.

Весьма подробно о пребывании Калиостро в Курляндии рассказывает книга, напечатанная в 1787 году в Петербурге, — «Описание пребывания в Митаве известного Калиостро на 1779 год и произведенных им там магических действий», автором которой являлась Шарлотта-Елизавета-Констанция фон дер Рекке, урожденная графиня Медемская. Ее родная сестра, Доротея, была замужем за Петром Бироном, герцогом Курляндским.

Впрочем, достоверность этих записок весьма сомнительна. Дело в том, что поначалу Шарлотта оказалась полностью под влиянием таинственного графа. Но затем столь же сильно его и невзлюбила. А что и в каком тоне может написать о бывшем кумире разочаровавшаяся в нем женщина? Ответ понятен. Тем не менее сведений о том периоде жизни Калиостро немного, и потому каждый источник для нас интересен.

Впрочем, из Кенигсберга шли письма, предупреждавшие митавское общество о появлении некоего графа-шарлатана, имеющего не одно имя.

В тот вечер, когда Калиостро появился в семействе Медем, казалось, его никто не ждал. Два брата Медема, а также нотариус Гинц и госпожа Кайзерлинг спокойно играли в карты при свечах и опущенных шторах. Графиня Медем, госпожа Бирон и молодая госпожа Гратгауз, сидя за круглым столом, вязали. В соседней комнате кто-то играл на фортепьяно. Готовились к ужину.

Приезд незнакомого человека нарушил мирное течение вечера. Прочитав поданное рекомендательное письмо, Медем поцеловался с графом и, показав на него рукою, произнес:

— Это он.

Когда дошла очередь пожать руку Калиостро до советника Швандера, последний, посмотрев на гостя поверх очков, спросил:

— Не граф ли Феникс вы в одно и то же время?

— Да, я иногда называюсь и этим именем, когда нужно соблюдать особенную тайну. Я думаю, что это не меняет дела.

— О, конечно! Нам писали о вас…

— Из Кенигсберга?

— Вы угадали.

Калиостро нахмурился:

— Я приезжаю в дикую и варварскую страну…

— Позвольте, господин гость! Не следует порочить тех людей, которые оказывают вам гостеприимство. Мы вовсе не так дики, как вам угодно думать: у нас есть посвященные и общество. Кроме того, почтенный доктор Штарк уже давно преподает нам церемониальную магию.

— Церемониальная магия! — нетерпеливо воскликнул граф и обернулся.

В это время в гостиную веселой толпой ввалились дети. Они дружной стайкой обступили Шарлотту Медем. Калиостро быстро подошел к ним:

— Среди них есть какой-нибудь нездешний ребенок?

— Как — нездешний? — спросила Шарлотта. — Они все из Митавы.

— Я хотел сказать, не из этого дома.

— Вот маленький Оскар Ховен, ему давно пора домой! — ответила девушка, подталкивая вперед мальчика лет шести.

— Пусть он останется на полчаса! — сказал Калиостро и затем продолжил властно, будто отдавая приказание: — Остальные дети должны удалиться. Пошлите письмо к госпоже Ховен узнать, что она делала в семь часов, подробно и точно. Здесь все свои?

Медем молча склонил голову в знак утверждения. Заперев двери, Калиостро положил руки на голову маленького Оскара и поднял глаза к небу, словно в мысленной молитве. Затем произнес странным голосом, совсем не таким, каким говорил до сих пор:

— Дитя мое, вот книжка с картинками, ты увидишь там маму. Говори все, что заметишь.

При этом он обе руки сложил тетрадкой и поднес их ладонями к глазам малыша. Тот вздыхал и молчал, лоб его покрылся испариной. Наступила такая тишина, что стало слышно, как потрескивают восковые свечи на карточном столе.

— Говори! — повторил Калиостро еле слышно.

— Мама… мама шьет… и сестрица Труда шьет. Мама уходит, кладет шитье, подвигает скамеечку под диван… сестрица одна… ай, ай! Что это с сестрицей? Как она побледнела… держит руку у сердца… Вот опять мама, она целует Труду, помогает ей встать… А вот пришел Фридрих… он в шапке… кладет ее на сундук… обнимает маму… Труда улыбается… Фридрих очень красный…

Мальчик умолк. Все оставались неподвижно на своих местах, часы тикали. Лицо мальчика избавилось от напряжения, и он спокойно заснул. В дверь постучали.