Калиостро

«Вы хотели знать о Калиостро, о котором в последнее время столь много пишут в различных газетах? Так вот, он прибыл сюда в прошлом сентябре, без свиты и без экипажа; сначала он проживал у простого горожанина, без всякой роскоши, и о нем никто не знал. Он стал знаменит только к концу октября. Говорят, он благородного происхождения, родом из Аравии, где познал множество тайн и научился исцелять болезни. Здесь он начал лечить всех и давать деньги на лекарство. И тотчас к нему повалили толпы. Тогда он поселился в роскошном квартале и стал каждый день вести прием: с 10 утра до часу дня. Некоторые болезни ему излечить удавалось, а некоторые нет, например, он не сумел вылечить глухоту и сказал, что более не станет принимать глухих. […] Правда, за лекарство Калиостро денег не берет и лечит бесплатно, зато у него есть помощник, хирург-гасконец, и тот берет много. Что же до происхождения Калиострова, так те, кто бывал в Италии, утверждают, что он сицилиец, ибо выговор сицилийский также легко распознать, как во Франции распознают гасконцев или нормандцев» ²

.

Виртуозно извлекая выгоду из увлечения обществом всякого рода тайнами, Калиостро постоянно удобрял окружавшее его поле вымысла, выступая то в одной, то в другой ипостаси, и при любой попытке обвинить его в шарлатанстве принимался апеллировать к общественному мнению. Понимая, что успех его и слава зиждутся на тайне, магистр даже имя Калиостро не признавал своим. «Я назвал себя графом Калиостро по высшему повелению, — обронил он как-то в присутствии Елизаветы Шарлотты фон дер Реке, — это не мое настоящее имя.

А выше ли это имя или же ниже нынешнего, это, быть может, узнают все, но позже». А на процессе по делу об ожерелье и вовсе заявил: «Мое имя — это имя, данное мне и исходящее из меня; то, которое избрал я, чтобы показаться среди вас. Имя, коим звали меня при рождении, то, кое дали мне в юности, те, под которыми в иные времена и в иных местах меня знали, я эти имена оставил, как оставил устаревшие и ставшие ненужными одежды». В общем, думайте сами, с кем имеете дело…

Граф менял имена едва ли не чаще, чем перчатки: Ахарат, Зиче, Малиссе, маркиз Пеллегрини, маркиз д’Анна, маркиз Бальзамо, граф Феникс, граф де Гарат, сэр Балтимор, синьор Бельмонте, господин Сюрмон и даже Федерико Гвальди [2]

. Зная о пристрастии Калиостро к смене имен, Марк Авен [3], чья биография магистра и по сей день считается непревзойденной, задался вопросом: почему граф отвергал имя Бальзамо? Потому, что это имя ему не принадлежало (а разве принадлежали ему имена, указанные выше?), или потому, что семья Бальзамо оттолкнула непутевого родственника и тот почувствовал, что у него нет духовных связей с собственным домом? Или ему просто хотелось выкинуть из памяти любые воспоминания о бурных годах молодости, когда он нередко занимался не слишком приглядной деятельностью и вступал в конфликт с законом? Именно первую, безвестную половину своей жизни, когда он еще не был ни Калиостро, ни магом, ни масоном, магистр усиленно пытался скрыть.

Впервые жизнеописание Калиостро в его собственном изложении прозвучало на процессе по делу об ожерелье. Облаченный в широкую, расшитую золотом зеленую хламиду, с заплетенными во множество косичек волосами, стянутыми яркой зеленой лентой, магистр рассказывал, обращаясь к публике: «Ни место рождения моего, ни родители мои мне не известны. Различные обстоятельства жизни моей родили во мне сомнения, догадки, кои читатель со мною делить может. […] Первое время во младости моей проводил я в городе Медине в Аравии: там я был воспитан под именем Ахарата, именем, которое сохранил я в путешествиях моих по Африке и Азии. Я имел жилище в чертогах муфтия Ялагайма. Совершенно помню, что имел при себе четырех человек, наставника лет пятидесяти или шестидесяти, именуемого Альтотас, и трех служителей, одного белого, который был моим камердинером, и двух черных, из которых один день и ночь был при мне безотлучно. Наставник мой всегда говорил мне, что осиротел я на третьем месяце от моего рождения и что родители мои были благорожденные христиане; но он никогда не упоминал ни об их имени, ни о месте моего рождения. Некоторые слова, неосторожно им произнесенные, заставили меня подозревать, что я родился на Мальте» ³.