Гийом Аполлинер

Каллиграммы

_{Стихотворения мира и войны}

_{(1913–1916)}

Памяти

Рене Дализа

самого давнего из моих друзей

павшего на Поле Чести

7 мая 1917 года

ВОЛНЫ

УЗЫ

Канаты витые из криковКолокольный звон над ЕвропойСтолетья в петлеНации связаны рельсамиНас только двое иль трое на светеСвободных от любых уз

Друг другу руки протянемПрочесывает дымы дождя безжалостный гребеньПетлиПетли крученыеПодводный кабельВавилонские башни стали мостамиЖрецы паутинойВсе влюбленные связаны нитью единойНити незримыеСвета лучи повсюдуУзы СоюзыЯ пишу лишь затем чтобы ярче пылалиО милые чувства этиВраги воспоминанийВраги желанийВраги сожаленийВраги горьких слезВраги всего что еще люблю я на свете

^{Перевод Н. Стрижевской}

ОКНА[1]

Меж зеленым и красным все желтое медленно меркнетКогда попугаи в родных своих чащах поютГруды убитых пи-иНеобходимо стихи написать про птицу с одним одиноким крыломИ отправить телефонограммойОт увечья великогоСтановится больно глазамВот прелестная девушка в окружении юных туринокБедный юноша робко сморкается в белый свой галстукЗанавес приподнимиИ окно пред тобою раскроетсяРуки как пауки ткали нити тончайшего светаБледность и красота фиолетовы непостижимыТщетны наши попытки хоть немного передохнутьВсе в полночь начнетсяКогда никто не спешит и люди вкушают свободу

Улитки Налим огромное множество Солнц и Медвежья шкура закатаПеред окном пара стоптанных желтых ботинокБашни[2]Башни да это ведь улицыКолодцыКолодцы да это ведь площадиКолодцыДеревья дуплистые дающие кров бесприютным мулаткамДлинношерстный баран тоскливую песню поетОдичалой овцеГусь трубит на севере дальнемГде охотники на енотовПушнину выделываютБриллиант чистейшей водыВанкуверГде белый заснеженный поезд в мерцанье огней бежит от зимыО ПарижМеж зеленым и красным все желтое медленно меркнет

Париж Ванкувер Гийер[3] Ментенон Нью-Йорк и Антильские островаОкно раскрывается как апельсинСпелый плод на дереве света

^{Перевод М. Ваксмахера}

ДЕРЕВО

Фредерику Бутэ[4]

Ты поешь с остальными под бешеный ритм граммофоновНо где же слепцы куда же исчезли ониА единственный сорванный мною листокобернулся цепочкой виденийНе бросайте меня одного среди рыночной женской толпыИзразцовое небо покрыл Исфахан[5] ослепительно синей эмальюМы в лионском предместье идем и беседуем с вамиЯ помню как в детстве звучал колокольчикторговца лакричной настойкойИ слышу как будет надтреснутый голос звучатьТого человека который гуляя с тобой по ЕвропеБудет сам в то же время в Америке