Каллисто(дилогия) изд.1962

Видя интерес, с которым гости рассматривали бьеньтеси, один из каллистян подошел и стал давать пояснения. Кто-то, очевидно, успел сказать ему, что пришельцы из другого мира понимают каллистянский язык. Из его слов Широков и Синяев вывели заключение, что камера работала на совершенно ином принципе, чем телевизионные камеры на Земле. Она давала цветное и объемное изображение, и передача осуществлялась непосредственно от нее, без прохождения через усилительное устройство мощной промежуточной станции. Каким образом столь небольшая установка могла обладать такой мощностью, чтобы ее передачи воспринимались всеми приемниками Каллисто, осталось неясным.

Слово «теси» непрерывно встречалось в объяснениях, но его значение все еще не стало понятным.

— Вам нравится? — спросил каллистянин.

— Да, — ответил Синяев. — Ваша бьеньтеси работает на другом принципе, чем наши. Я хотел бы узнать об ее устройстве более подробно.

— Потом, потом! — вмешался Женьсиньг. — Каллистяне ждут. — Он подошел к аппарату и встал прямо против отверстия трубы. Широков представил себе, как на экранах появится лицо Женьсиньга. Сколько миллионов каллистян будут слушать его?

— Больше одиннадцати лет тому назад… — начал Женьсиньг.

Он говорил прямо в объектив. Было ясно, что эта небольшая установка была равна по мощности величайшим радиостанциям Земли, давала возможность передать на всю планету цвет, объем и звук одновременно.

Женьсиньг рассказал об организации полета к Мьеньи, о старте звездолета и обо всех разнообразных мнениях относительно результатов рейса, которые высказывались на Каллисто ее учеными.

— О том, как протекал рейс и что увидели у Мьеньи наши отважные звездоплаватели, вам расскажет командир корабля Рьиг Диегонь.

— Митинг, в котором участвует все население планеты, — шепнул Синяев на ухо Широкову.

Диегонь мало говорил о полете, а все свое выступление посвятил Земле. Он подробно рассказал о встрече с людьми и о них самих. Коротко описал природу и города Земли. Затем перешел к причинам опоздания звездолета.

Широков слушал его с тревогой. Он опасался, что рассказ о происшествии в лагере под Курском может создать у каллистян, незнакомых, с условиями земной жизни, ложное представление о людях.

Но Диегонь ни словом не упомянул о диверсии.

— Дверь в помещение центрального агрегата была повреждена и не открывалась, — только и сказал он. — Техника Земли оказала нам неоценимую помощь.

Широков и Синяев облегченно вздохнули. Каллистяне все равно узнают об истинной причине аварии, но потом это будет не страшно, лишь бы не сейчас.

— Все, что мы видели на этой далекой от нас планете, — закончил Диегонь, — убедило нас, что люди и каллистяне будут жить в дружбе. За нашим полетом последуют другие. Я хочу верить, что к союзу Земли и Каллисто примкнут обитатели других миров, спутников звезд, находящихся не слишком далеко от Мьеньи — Солнца — и от Рельоса. Первый шаг к этому сделан. Мы, двенадцать каллистян, посетили Землю. Теперь двое ученых Земли прилетели к нам. Мы счастливы, что вернулись на родину, но еще более потому, что вернулись не одни. Дадим слово нашим гостям. Не удивляйтесь, что они будут говорить на нашем языке. За годы полета они хорошо овладели им. Перед вами представитель медицинской науки Земли — Петр Широков.

— Не говорите слишком мало, — сказал Женьсиньг. — Дайте каллистянам время как следует рассмотреть вас.

Широков одно мгновение колебался, потом решительно снял очки и подошел к аппарату. Яркий свет был очень неприятен, пришлось сильно прищуриться, но это казалось ему лучше, чем показаться перед многими миллионами зрителей в очках, искажавших его лицо. Сознавая, с каким жадным вниманием каллистяне будут его рассматривать, он мучительно волновался и несколько секунд был не в состоянии начать говорить.

Прямо перед ним находилось темное отверстие трубы передатчика. В глубине этого отверстия что-то неясно блестело. Широкову вдруг показалось, что перед ним окно, за которым раскинулся весь простор огромной планеты, и бесчисленное количество черных лиц с длинными узкими глазами, устремленными на него.

Он глубоко вздохнул и сказал:

— Здравствуйте, товарищи каллистяне!

Сказал и только тогда понял, что говорит по-русски.

Все бывшие возле аппарата смотрели на него внимательно и серьезно. Никто, казалось, не удивился, что он говорит на земном языке. Вероятно, все подумали, что он сделал это намеренно.

Три слова, сказанные на родном языке, как-то сразу успокоили Широкова, и он начал говорить уже по-каллистянски, как ему казалось, совсем спокойно. Но впоследствии он никак не мог вспомнить, что именно он говорил каллистянам в тот день. Слова сходили с его губ без участия его воли, сами собой. Но когда, некоторое время спустя, он спросил Синяева о своей речи, оказалось, что он говорил хорошо и с чувством.