Калуга первая (Книга-спектр)

- Снял, - покорно кивнул Веефомит, - ты был прав, сорвал два, а одно снял.

- Ну, это как посмотреть, - посмеивается приятель, - может, тебе и повезет еще.

Веефомит садится на кровать, никого бы ему сейчас не видеть.

- Да ладно, - бормочет, - это же ради эксперимента. Все равно я брошу. В тайгу поеду.

Но приятелю чем-то симпатичен странный Веефомит. Хотя он и пугает своими философиями, но чудится иногда приятелю, что что-то во всем этом есть, и помнит приятель, что все великие были со странностями, но, не имея оснований считать Веефомита Великим, он самонадеянно отводит ему место чудака где-то пониже себя и, пользуясь моментом, щедро говорит:

- Звонили тут, адрес передали, вот, возьми.

И уже несколько завистливо, но все так же несмешливо добавляет:

- Молодой женский голос, понял, счастливчик?

Все понял Веефомит. Взял листок: улица, дом, фамилия, имя.

Отчества только нет.

- Вдовушка, наверное, интеллектуалочка, будешь ты теперь, Валера, как сыр в масле кататься. Слушай, а что ты за роман пишешь?

- И что, мне прямо к ней идти?

- Бежать, чудак, - приятель сам был готов сделаться Веефомитом, лететь, понял? Только сначала скажи, какой это ты незаурядный роман задумал? О чем? Появился у приятеля шанс заглянуть за кулисы к Веефомиту долг платежом красен.

- Да я пошутил, - расхохотался Веефомит, - ты что, ничего не понял? Поприкалывался, чтоб не так тоскливо было. Окстись! Какой роман? Что я, короче других? Вон сколько шары стольники заколачивать.

Приятель открыл рот.

- Ну ты даешь! Храбер! Так может, мы это... вдвоем двинем, у этой вдовушки наверняка подружка есть, знаешь, не могу, так переконторить охота!

Веефомит посмотрел ему в глаза и твердо сказал:

- Нет, туда я пойду один.

Пятница.

Ксения могла слушать, она могла понимать. Еще тогда, когда приезжала на практику, когда сидели с ней на кухне допоздна и не смел дотронуться до её руки. А так хотелось! Она, как глубокий колодец, далека, но зачерпнуть можно; попить можно, но нырнуть в глубину - нельзя, опасно. Она мечтала о таком вот неуемном и встретила - талант налицо, энергии через край, интересно, остро, не соскучишься. И приехал, дабы жениться. Это было удобней сделать в столице, разумнее.

Дружно взялись за дело. Плодовито работалось. Многое дополнял, поправлял, и все выходило как нельзя лучше. Ксения знала меру и могла не спорить, о чем не знала, но могла и подсказать.

Потом перепечатывал на чистовики, читал ей, при чтении испытывал насыщение мыслью и полнотой чувства, возникал восторг от созданного ("не мой, я лишь орудие") талантом. А в талантливости уже не сомневался, Ксения истово верила, что сдвинутся горы.

Поначалу и жениться-то не хотел, но Ксения подарила уверенность в силах, чувствовал, что о другой такой, да чтобы ещё лучше, - мечтать незачем. И неудобно было жить с родителями, без прописки, двусмысленно получалось, и рукопись готова, столица замерла в ожидании и грешно упускать момент.

Зарегистрировались. И как хрупка и доверчива Ксения!

Маленькая комната уютно обставлена, и было приятно работать за столом среди заботы и внимания, стрекотать на машинке или править отпечатанный текст. Одна половина уносилась к вершинам мысли, а другая наслаждалась заботой и теплом, и не только от Ксении исходящим.

Теща и тесть - истинная находка. Еще до женитьбы смотрели как на настоящего человека, доверились сразу; сочувствовали начинаниям и понимали, что талантлив, безо всяких смешных доказательств. Они не лезли в жизнь молодых, как это случается сплошь и рядом, ещё до женитьбы приняли как сына, кормили, дарили всякое, от чего нельзя было отказаться, не обидев их; а как-то даже купили бумагу - "за ней была очередь, и мы подумали...", что забавно тронуло, и захотелось сказать: милые вы, старички; но да ну её, эту слабительную сентиментальность.

Любил вкусненько поесть, и теща наивно радовалась каждому проглоченному куску, все старалась разнообразить. И никаких предрассудков. Еще до женитьбы жили настоящей супружеской жизнью, и "старики" понимали. В них виделась даже гордость за то, что дочери так повезло.

- Это редкость - человек настоящей одержимости. Ты, Ксюша, должна быть к нему повнимательней, и если будут какие-то там странности, ты промолчи, потому что к нему с иными мерками подходить надо бы. Тебе выпала трудная, но замечательная судьба.

И так говорил Степан Николаич, тесть, совершенно простой человек, проработавший всю жизнь знающим, но обыкновенным техником, не вдававшийся в искусство, не имевший к нему ни тяги, ни призвания! Редко такое бывает. И вот такое невероятное отношение поначалу казалось не без второго дна, тем более, что теща, Нина Дмитриевна, говорила ещё незаурядней:

- Ксения, - она порой в серьезности смотрелась довольно комично, - ты должна быть готова ко всему и все принимай как благость. С таким человеком что бы ни случилось - все разумно и к лучшему. Многие женщины безнадежно мечтают о такой участи. Тебе повезло и в этом есть что-то мистическое.