Камчатка

Главный козырь Лукас приберегал напоследок. Если я прав и, когда живешь на чемоданах, не стоит сближаться с новыми людьми, то что же тогда мы с ним сейчас делаем? (А мы сидели под тополем, грелись на тусклом зимнем солнце и осваивали искусство вязать морские узлы.)

С Лукасом было невозможно поссориться. Как и я, он всегда избегал конфликтов – но не потому, что трусил или сам сомневался в своей правоте. Просто такой у него был взгляд на жизнь. Лукас умел слушать; когда он решал, что пора вступить в диалог, он растолковывал свою точку зрения толково и тактично; на резкость или агрессию не срывался никогда – ни в тех случаях, когда его припирали к стенке, ни в ситуациях, когда его правота была очевидна, как в тот раз. И даже засыпав собеседника неоспоримыми доводами, он все равно благородно оставлял ему путь для отступления. Я, например, воспользовался этим путем, возразив, что тут другое: он мой тренер, мой учитель, а я его ученик, Лукас – мой сэнсэй, а я его Кузнечик;[51] таким отношениям жизнь на чемоданах не мешает. Тут он улыбнулся, меж тем как его пальцы без устали перекручивали веревку, и заявил, что в любом случае этим отношениям скоро конец, поскольку он меня уже всему научил: этот узел – фаловый, как он его назвал, – последний.

Отныне мы равны. И, пока нас не разлучит судьба, пойдем по жизни вместе.

Поначалу эскейпизм мне никак не давался. Я храбро просил Лукаса посильнее затягивать веревку на моих запястьях. Но через пару минут у меня прекращалось кровообращение, руки затекали; я чувствовал себя законченным калекой – казалось, вместо верхних конечностей у меня кули с песком. Напрягать мускулы тоже не получалось. Петля чуть слабела, боль стихала, но стоило начать выпутываться, веревка опять сдавливала запястья; от всех стараний узлы только затягивались. И вновь оказалось, что выход – в душевном спокойствии. Когда неистовое желание освободиться покидало меня, пульс делался размереннее, кровь больше не застаивалась в кистях, мускулы расслаблялись, становились эластичнее, и скоро я уже выскальзывал из пут. Лукас посоветовал мне подобрать какую-нибудь песню или стихи и повторять про себя, чтобы мысли не зацикливались на веревке. Я пообещал, что так и сделаю, но покамест, поскольку я еще не лежал один-одинешенек в ящике на морском дне, предпочитал беседовать с Лукасом. Эффект был тот же.

Хорошо помню один из этих разговоров. Под вечер, часов в пять, мы тренировались в саду. До наступления темноты оставалось всего ничего (ведь дело было зимой). Папа с мамой еще не вернулись из своей ежедневной вылазки в джунгли Буэнос-Айреса. Гном сидел в доме; его не было слышно, зато – и это успокаивало – был слышен телевизор. Лукас связывал мне руки, а я сопротивлялся путам, стараясь изо всех сил напрячь мускулы.

– Если освободишься через минуту, ты Гудини, – сказал он, затянув последний узел. – Через две – Таксебини. А дольше провозишься – Никуданегодини.

Я попросил его отойти за дерево. Мне не хотелось, чтобы он видел, как я борюсь с узлами.

Наступил момент, когда я должен был расслабиться, выпустить из легких воздух, сделать так, чтобы веревочная петля, стягивающая мои руки, ослабла; момент, когда, отвлекшись на беседу, я должен был отключить взвинченные нервы, смирить своевольное подсознание. Чувствуя, что выбор темы для разговора лежит на мне, я завел речь о вещах, на которых в последние дни буквально помешался, – о доказательствах превосходства Супермена. Атака Лукаса захватила меня врасплох, и все это время я готовил контратаку.

– Супермен может спасти больше народу. И быстрее. – Ну да, – отозвался Лукас из-за ствола; казалось, это дерево со мной разговаривает. – Только ему обычно недосуг – он все Лоис Лейн спасает да Джимми Ольсена.

– CynepMeiry доступен весь мир. Две секунды – и он в любой точке Земли!

– Верно. Но ты хоть раз видел, чтобы он решал проблемы, которые не касаются Соединенных Штатов? Видел в комиксах хоть одного бедняка? Или негра? А чтобы Супермен с диктаторами в Латинской Америке боролся? А ведь он в газете работает!

Эх, с темой я сплоховал: Лукас превосходил меня по всем статьям, и, осознав свое поражение, я до того разозлился, что все тело у меня напряглось, и веревка бешеным псом вгрызлась в запястья. Вдобавок Лукас объявил, что первая минута прошла. Гудини мне уже не бывать. Разве что Таксебини, и то если повезет.

– И в сюжете концы с концами не сходятся, – беспощадно продолжал Лукас.

– Так уж и не сходятся?

– Супермен может двигаться с суперскоростью, верно? И когда он кружит вокруг Земли со скоростью тысяча миль в минуту, то может переместиться в прошлое.

С щемящим сердцем я признал его правоту:

– Когда Лоис Лейн погибла, Супермен отправился в прошлое и не допустил, чтобы ее убили.

– А раз он на такое способен, то почему ему не вернуться на много лет назад и не предотвратить взрыв Криптона? Тогда его родители были бы живы!