Камчатка

– Вода дико холодная – не очень-то поплаваешь. Руки и ноги сразу станут как свинцовые, вымотаешься в момент.

– Эх, жалко. Тогда давай во что-нибудь поиграем.

– Мы с Подетти играли в «качели со скидкой». Вставали на плоту во весь рост, осторожненько так, считали до трех, и каждый начинал раскачивать плот. Кто не удержится и упадет за борт, проигрывает.

– Давай поиграем!

– Смотри, в воду свалишься.

– Как бы тебе не свалиться!

– А это видел?

– А-а, ты меня боишься?!

– Что ж. Вы сами вынесли себе смертный приговор. Готовьтесь принять ванну.

Встать было не так-то просто. Плот скакал на воде, как шальной. Ни я, ни папа не могли распрямиться.

– Ты кто? – спросил я, хохоча во все горло.

– Я капитан Немо. А ты кто такой?

– Я Гудини.

– Немо против Гудини – раз! Пихаться запрещается. Немо против Гудини – два…

– Щекотка запрещается.

– Немо против Гудини – три! Старт!

Все равно что впервые в жизни встать на коньки. Равновесие удерживаешь еле-еле. Остановиться уже не в твоих силах, а тут еще и противник раскачивает плот, сводя на нет все твои усилия.

Мне была прямая дорога за борт, если не вмешается чудо. Или хитрость.

Оборвав папу на полуслове («…Немо не теряет равновесия, сбивает с толку противника, опрокиды…»), я толкнул его. Захваченный врасплох, он рухнул на спину, точно каменная статуя. После внезапного исчезновения противовеса мой конец плота опустился, и, не успей я присесть, мне бы тоже пришлось искупаться.

– Невероятно, дамы и господа! – выкрикнул я. – Непобедимый Гудини доказал свою не-по-бе-ди-мость! Он посрамил противника! Немо бесповоротно пошел ко дну! Похлопаем чемпиону!

Я мог бы и дольше орать, как индюк, но, пока папа не вынырнет, насмешки не имели смысла. А папа все не выныривал.

И даже пузырей не было. Я заглянул в воду с того края, где он упал, но солнце как раз спряталось за тучей и не было видно ничего, кроме черной пучины.

Я задумался над папиными словами. О том, какая холодная тут вода, как сдавливает руки и ноги. Устаешь моментально. А если от холода у него случился разрыв сердца? А если он действительно пошел ко дну и теперь лежит где-то среди домиков, железок и деревьев?

Я попытался закричать, но голоса не было. Я слишком промерз: зубы стучали, точно кастаньеты, тело в одну секунду окоченело. Эта гнусная туча, черная туча, черная вода. Я мог только метаться от одного края плота к другому, точно пантера в невидимой клетке, надеясь, что папа вот-вот вынырнет, что туча уйдет, и вода станет прозрачной, и папа наконец-то вернется из Атлантиды.

Вдруг я почувствовал, как мне в спину ударила ледяная струйка. Это папа высунул голову, набрал в рот воды и начал меня поливать – повторил подвиг ангелочка Подетти, только эта жидкость была без цвета и без запаха. Вот ведь остряк доморощенный! Отплатил мне той же монетой! Но едва я обернулся, его улыбка погасла. Не знаю уж, что папа прочел у меня на лице, но он побледнел. Наверно, он предчувствовал, что сейчас начнется, – я принялся его колотить, колотить по-настоящему, яростно. Одной рукой он парировал мои удары, а другой пытался притянуть к себе, обнять, а сам повторял: «Прости меня, прости, сынок, я не подумал, клянусь, у меня и в мыслях не было», я его бил, а он просил прощения, пока я не выбился из сил, но и после этого он еще долго твердил одну и ту же фразу…

По официальной версии, за борт он упал сам – просто по неосторожности.

Правду мы никому не рассказали.

69. Я шпионю за взрослыми и узнаю кое-что, не предназначенное для моих ушей

Ужин прошел без ссор. Папа вел себя так, словно его подменили блеклой, вялой копией. Где было серебро, стало олово. Похоже, даже дедушка подивился, что сын пропустил мимо ушей несколько его замечаний, которые просто требовали саркастического ответа. Думаю, все мы, за исключением Гнома (он то и дело выскакивал из-за стола, чтобы жарить в камине ломтики хлеба), почувствовали папино настроение – а точнее, полное отсутствие такового. К десерту напряженность стала действовать гипнотически, и я неотрывно следил за папиными руками: вот они очищают яблоко, вот подливают в виски содовую, вот скатывают хлебные шарики… Мне никак не удавалось удостовериться, гнутся ли еще у него мизинцы, по-прежнему ли это мой папа или уже двойник, точно копирующий его внешность, но бездушный.

Бабушка начала убирать со стола. Мама тоже встала и, складывая на тарелку яичную скорлупу, подала мне условный знак. Первый этап моей миссии состоял в том, чтобы завербовать Гнома и отвести его на кухню. Я столкнулся с неожиданными сложностями: Гном обнаружил, что из папиных хлебных шариков и зубочисток получаются отличные человечки, и увлекся инсценировкой легендарного судебного процесса.

– Подожди, я еще не закончил! – возразил он. – Я Жанну д'Арк делаю!

– Потом ее сожжешь. Мы должны принести торт!

Предполагалось, что мы двинемся в авангарде торжественной процессии, распевая во все горло «С днем рождения, дед!», а за нами понесут торт. Когда мы прибежали на кухню, мама с бабушкой в четыре руки торопливо втыкали свечи.