Камея из Ватикана

– Спасибо тебе, – сказала Саша озеру. – Мне так нужно было… в воду.

Примчался Федор, завернул ее в мягкую ткань и спросил озабоченно:

– Замерзла?

Саша отрицательно покачала головой.

– Я принес тебе шлепанцы. – Он подсунул ей резиновые тапки. – Чтоб ты не лезла сейчас в свои кеды. Обувайся, и пойдем в тепло.

Эти тапки ее поразили. Словно ее романтический любовник открылся совсем с другой стороны!

Она засмеялась и сунула ноги в шлепанцы. И спросила:

– Ты заботливый?

– Я не знаю, – ответил он. – Посмотрим.

Они вошли в дом, где горело желтое электричество, на стене висели плащи и штормовки, а под ними стояли болотные сапоги и высокие ботинки – другой мир, непривычный и странный.

Новый.

Саша была уверена, что непременно в нем обживется.

– Я принесу тебе переодеться. У меня есть чистые футболки и свитера.

Пока он метался, Саша зашла в комнату с железной дверью и осмотрелась. Здесь были огромный письменный стол, заваленный бумагами и ручками, компьютерный монитор с тающим белым яблоком, стеллажи от пола до потолка, уставленные книгами, удобное кресло, широкий диван и странный рисунок над ним. На рисунке был изображен бородатый муж в тоге. Он сидел и задумчиво чертил палочкой на стене.

– Саш, ты где?

– Я здесь, – откликнулась она. – Что это за картина?

Он мельком глянул на стену.

– Это Витторе Карпаччо, художник пятнадцатого века. Мне нравится название. «Философ в студии, занятый геометрическими измерениями».

– Тебе на совершеннолетие подарил папа римский?

Федор засмеялся.

– Почти. Это репродукция, подлинник в Пушкинском музее. Одевайся, холодно!

– А сам ты голый.

– Я сейчас тоже оденусь.

Саша напялила футболку и толстовку – словно в мешок нырнула, – а штаны уж никак невозможно было удержать, они все время падали.

Вернулся Федор и привязал к ней штаны веревкой.

Только тут Саша почувствовала, как сильно замерзла, но какое это имеет значение!..

Вдвоем они уселись на тесной кухоньке и стали смотреть друг на друга.

– Я так рад тебя видеть, – сказал он. – И я тебя боюсь.

– А я тебя уже нет, – призналась Саша. – Сегодня перестала. А раньше тоже боялась.

– Как ты могла меня бояться? – спросил он. – Ты же… совершенная, как божество.

– Нет. Я запуганная, обиженная и хорошо разбираюсь только в бизнесе.

– Саша, это я. Я запуганный, обиженный и хорошо разбираюсь только в своей науке. И то не слишком.

– Кого ты боишься? Кроме меня? Мародеров на Юкатане?

Он улыбнулся. Она запомнила, и ему это было странно и приятно.

– Боюсь, что я такой же, как мать. Боюсь, что никому и никогда не подойдет мой образ жизни. Одиночества боюсь. Все-таки по-настоящему я никогда не был один, пока была жива Лидочка. Я иногда так ее называл.

– У тебя есть дети?

Он кивнул.

– Взрослая дочь. Она выросла без меня. Когда мы развелись с женой, было решено не путать ребенка, и папа у нее… не я.

– А у меня мальчик и девочка, близнецы. Они тоже выросли без меня, хотя мама у них я.

– Понятно. Ты давно в разводе?

– Совсем недавно. Мой бывший муж сейчас в нашей общей квартире с… посторонней тетей, как выражается наша Тонечка. А я приехала сюда. Ты правда профессор?

Он кивнул.

– И возишь туристов по всяким экзотическим маршрутам?

Он опять кивнул и добавил:

– Редко. У меня на это почти нет времени.

– Возьми меня с собой, – попросила Саша. – Ну, как-нибудь! Хотя у меня тоже почти нет времени. Но я люблю путешествия и странные места. Вроде Килиманджаро.

– Ты была на Килиманджаро?

Теперь кивнула Саша.

– Пошла, чтобы проверить, смогу или нет. Смогла, мне на тот момент это было важно.

– Я возьму тебя с собой, – пообещал он.

Они помолчали.

– А твоя мать? Почему ты так ее боишься?

Он скривился.

– Я боюсь ее власти надо мной. Не знаю, как объяснить. Как только ее вижу, начинаю задыхаться, знаешь, как от аллергии. Мне однажды на медкомиссии какой-то психиатр объяснил, что это следствие детской травмы и всякое такое. Я, маленьким, боялся, что она не придет или не пустит меня домой, и от страха начинал задыхаться. На самом деле, правда, так и было.

– А зачем ты проходил медкомиссию?

Он удивился.

– Все проходят. Как же ехать в экспедицию? Не пустят.

Тут он вдруг спохватился:

– Ты, должно быть, голодная, Саш!.. Сейчас я придумаю ужин, и у меня есть бутылка вина.

– Тонечка нам придумала ужин, – перебила Саша. – В машине баул, его хватит на роту солдат. Тащи его сюда.

В холщовой сумке с адресом музея Пегги Гуггенхайм на сером боку обнаружились: помидоры, огурцы, яйца вкрутую, копченая грудинка в отдельном термопакете, чтобы не грелась, кусок твердого сыра, половина буханки свежего черного хлеба, плюшки, припорошенные сахарной пудрой, небольшая банка английского чая, шоколадка и початая бутылка коллекционного коньяка.

Саша разложила припасы на столе в крохотной кухоньке, с удовольствием оглядела и поняла, что невыносимо хочет есть, вот просто сейчас умрет от голода!..

Она схватила огурец, захрустела, отмахнула кусок грудинки и положила на ломоть хлеба.

– Федор! – позвала она. – Иди скорей, я сейчас тут все съем, тебе не достанется!

– Я за цветами ходил. У нас за домом фиалки, я тебе нарвал.

И протянул ей маленький мятый букетик.