Камень, брошенный богом

Десяток ступеней перехода выше и коридор стал просторней, а смотреть стало гораздо интересней. В не ярком свете дежурной коптилки различались гроздья колбас, мешки с мукой, бочки и бочата с вином и маслом, и множество иного рода емкостей в коих обычно держат съестное. Полюбовавшись недоступным изобилием, я сместился дальше, к следующей белой метке. Здесь хранились лекарские заготовки: с потолка свисали пучки трав, в стеклянных бутылях мариновались ящерицы и змейки, в ретортах и колбах на медленном огне упревали чудодейственные эликсиры, попахивающие привокзальным клозетом. Над ними неустанно бдело Его Мудрейшее Плешейшество от науки.

Далее находилось кладбище хозяйственной утвари, потом камора с залежами барахла, покрытого вершковой пылью. В двух за отсутствием освещения я не высмотрел ничего. За то в последнем случае мне повезло несказанно.

Сквозь негустой пар я увидел огромный чаны с водой, полки с шайками, бадейками и прочим банным инвентарем. На специальной возвышенности стояли широкие лавки. На двух из них, третья пустовала, "валетом", возлежали две аппетитнейшие особы. Куртизанка — скандальных форм и округлостей и Амазонка — мускулистая и суховатая, но не менее завораживающая.

Над Куртизанкой нависал банщик, пытаясь массировать ей спину. Вторая, дожидаясь очереди, вольготно потягивала винцо из высокого кубка.

— Мни, как следует, — командовала Куртизанка, двигая лопатками и прогибаясь в талии.

Банщик старался до пота, но получалось неважно. Очевидно, мысли его были заняты другим, ибо надетый на него фартук, подозрительно оттопыривался.

— Я стараюсь, достопочтенная Вара, — оправдывался безвинный страдалец.

— Плохо стараешься, — не поверила заверениям Куртизанка.

— Кажется, я догадываюсь о причине его нерадивости, — оторвавшись от питья, вмешалась Амазонка.

Банщик перевел взгляд с распластанной под его руками клиентки на вторую, и ему стало совсем худо. Он, было, приложил усилия сделать, как от него требовали, но потерпел фиаско. Его пальцы, не промяв мышц, лишь скользнули по прекрасной спине от шеи к пояснице, причем едва не съехали в запретную зону ягодиц.

— Берусь устранить помеху, — вызвалась помочь Варе подруга.

— Что ты собираешься сделать? — спросила Вара, недовольная манипуляциями горе-массажиста. — Пройтись по неумёхе плетью?

— Нет, конечно! — заливисто расхохоталась амазонка. — Отрежу ему часть тела, что отвлекает от исполнения обязанностей.

Служитель мочалок и пара в ужасе замер.

— Как же он будет мочиться? — теперь уже рассмеялась Вара, через плечо, поглядывая на обмершего банщика.

— Мы-то обходимся, — ответила Амазонка и с кошачьей грацией вытянула ногу к верху. Увиденное повергло беднягу в полное отчаяние. Он рухнул на пол, заломив руки в немой мольбе.

Жрицы расхохотались над страдальцем. Я не сомневался, это были они. Вот только что им делать в мужском монастыре? Первая мыль — об устроенной старым Гонзаго ловушке. Первое желание — незамедлительно пустится в бега. Первое сомнение — к чему такие сложности. Поостыв рассудил — моя персона не причем и жрицы в монастыре по собственной надобности. Какой? Не все ли равно!

В конце коридор переходил в винтовую лестницу, и я поднялся на этаж.

…Послушники, незлобно переругиваясь, играли в кости…В архивах, седовласый переписчик корпел над Святым Житием, перерисовывая иллюстрации в толстенный фолиант…Двое монахов чинили досмотр в келье третьего. Провинившийся понуро следил, как роются в его книгах, в секретере и личных вещах… Молодой клирик монотонно заучивал псалом, всякий раз подглядывая в псалтырь и всякий раз, безбожно перевирая строфы.

Этаж за номером два.

В комнате, у стола, заваленного книгами, листами бумаги и тарелками со съестным, монах и гражданский. Монах высок, худ и светел лицом. Я бы сказал, мудр ликом. Второй наоборот: низкоросл, округл, нетороплив и несколько высокомерен. Чуть-чуть. Как академик перед бакалавром. Я интуитивно заподозрил, не это ли искомый мэтр Букке.

— Брат Ид, не затруднит ли вас принести мне Ангория Святотатца, — обратился гражданский к монаху, прибирая со стола исписанные листки в отдельную папку. — Подумать только! У вас есть его Окаянные времена! Редкость из редкостей!

— Нет сеньор, испрашиваемую книгу я принести не могу, — отказал монах, возясь с письменным прибором. Менял старые перья на новые и подливал чернила в непроливайку.

— Почему же? — гражданский закрыл папку и придавил её пятерней.

— Книги Ангория дозволительно читать только крепким в вере братьям, — объяснил Ид гражданскому.

— Вы сомневаетесь в моей вере в Святую Троицу? — блеснул очами на монастырского библиотекаря гражданский.

— Нет, — тактично уклонился от словесного поединка монах, — но как мирской человек можете поддаться на уловки борзописца и не заметить, как вашу душу отравят греховные сомнения.