Камень, брошенный богом

— Вирхофф, попробуйте паштет, — отвлек меня от прослушивания трактирного шансона Маршалси. Мой приятель, похоже, признавал лишь поэзию хорошо приготовленной жратвы. Я последовал его совету и приналег на поварские чудачества, выложенные в блюда и тарелки. Маршалси бесспорно был прав. Хорошая кухня лучше серенад.

Последний раз я так харчевался месяца за три до злополучного залета в "трезвяк". Тогда мы с Гошкой, по прозвищу Жлыга подрядились в "Быттехнике" за четверть ставки выполнят обязанности разнорабочих: помогали получать товар, волохали его со склада в торговый зал и обратно, суетились перед покупателями и т. д. по штатному расписанию. Работенка не фартовая, но лучше нам не предлагали. В тот светлый день, в субботу, мы с Жлыгой только-только опохмелились, заев поллитровку карамелькой, как нас кликнули к исполнению трудовой повинности. Неприятно когда тебя начинают горбатить в столь ранний час, но мятеж устраивать мы не собирались и покорно поехали доставлять купленный "Аристон". Рыжекудрая выдрища в атласном китайском халате, впустив нас в свои хоромы, распорядилась поставить товар в… язык не поворачивается сказать ванную. Скорее бассейновую. Под ее чутким досмотром мы проследовали по королевству зеркал, кафеля и позолоченных ручек в один из не обустроенных углов. Опустив на пол оттянувший руки агрегат, мы передохнули и принялись за установку техники. Провозились с час. Причем лишь Жлыга честно усердствовал в работе. Я больше поглядывал по сторонам да на ноги временами наведывавшейся хозяйки. Из партера виделось гораздо выше пухлых коленок.

И вот грянула кульминация. Жлыга, отерев перепачканные руки о фирменный комбинезон, знающе заявил.

— Опробовать бы.

Рыжеволосая сбросила с плеч халатик. Оставшись голышом, протянула Гоше одежку.

— Подойдет?

Росту в ней было от силы метр семьдесят. Грудь! Не грудь, а мама дорогая! Пятый номер! Талия осиная! А там где полагалось, курчавится волосам, золотилась свежевыбритость джиллетом.

Видя наши в раз ставшие непроницаемыми морды, она с издевкой спросила.

— Имеете ли вы привычку кушать до… или после?

Я бы отказался от жрачки, но Жлыга проживший на четыре пятилетки больше меня, по-житейски мудро рассудил.

— Подкрепиться, не помешает.

Все выходные мы без сна и покоя стаяли прикроватную вахту. И только когда ненасытная шалава пожелала развлечься трио, малодушно сбежали, прихватив в карманы копченую колбасу и дорогую марочную водку.

Я чуть было не поперхнулся. Нашел что вспомнить! Еще бы припомнил, как с Федькой ходили Театр Лесбиянок смотреть. Тут уж я поспешил залить в организм добрых полкувшина вина. Не сразу, но в голове просветлело, а на душе воцарилась ностальгическая маята, под которую нехитрые бардовские рифмы казались не такими топорными.

— С девицами не густо, — выказал недовольство Маршалси, впиваясь зубами в сочную поросячью ножку. — Обычно их в любой забегаловке пруд пруди, а здесь, — он презрительно ткнул мосолыгой в дальний угол.

Костлявая особа, не иначе внучка кикиморы, слюнявилась с упившимся до безобразия золотарем. Инспектор выгребных ям икал, рыгал, мурчал и норовил прикорнуть на плоской груди подружки.

— А вон, — переадресовал я внимание Маршалси в другой угол.

Тот, покосившись, отверг предложенную кандидатуру.

— Не следует меня так пугать.

— Привередничаешь, — высказался я по поводу его разборчивости, на что Маршалси громко захрустел свиным хрящиком.

От переизбытка колбасы, вина и музыки потянуло на размышления. Гнусная и бесполезная привычка расставлять точки, подводить итоги и делать выводы, грозила утопить меня в омуте хмельных рассусоливаний. Во избежание глупейшего занятия, непременно бы испортившего замечательные посиделки, я прибегнул к проверенному жизнью и потому весьма действенному в таких случаях снадобью. А именно, жахнул утроенную дозу крепленого муската. Благородный вкус питья отозвался приятным головокружением, сразу снявшим с повестки дня многие из животрепещущих вопросов. И классический до пошлости "Что делать?" в том числе. В такой момент важно не упустить инициативу из рук. Поэтому я вновь наполнил кружку и словами старца Рабле обратился к Проведению, внесшему мое имя в "действующие лица" своей новой пьесы.

Господь, простую воду

Вином ты делал встарь!

Дай, чтоб мой зад народу

Мог заменить фонарь!

Четвертая порция окончательно вернула меня к прелестям текущей действительности.

Бард прервал песнопения и музицирование для отдыха. Обошел столы, собирая у публики жалкие монетки. Его заработка не хватило бы и на прокорм синицы. Сунув кровные в поясной кармашек, парень вернулся на лавку к не допитой кружке. Я покосился на притихшего певуна. Конечно, высшее скотство обжираться на глазах у пацана, глотавшего с голодухи слюни.

— Поешь, ремесленник слова и музы, — предложил я барду, являя барскую щедрость.

Бард не принял подачки.

— Я не голоден, — отказался он, хотя отказ стоил ему внутренней борьбы.