Молясь Отцу Небесному, он проникался состраданием к отцу земному. Лодовико лишь желал счастья и благополучия своим сыновьям, просто он не понимал, что тяжкий труд в пыли скульптурной мастерской может кому-то доставлять радость. Для него, Лодовико, ваяние до сих пор было ремеслом недостойным, способным лишь бросить тень позора на уважаемое в городе семейство. Но старого, закоснелого в своих взглядах отца, видно, уже никогда не переубедить. И Микеланджело молился Господу о том, чтобы тот помог измениться ему самому. Он просил Всевышнего даровать ему честолюбие, без которого не удастся исполнить наказ отца. Он страстно молил Господа ниспослать ему хоть какую-то государственную должность или место уважаемого банкира.
Но Бог не слышал, не отвечал на его мольбы. Напротив, желание рубить и резать мрамор еще громче заявляло о себе. Если он поддастся зову сердца и посвятит себя скульптуре – сумеет ли он тогда обессмертить имя Буонарроти?
– Микеле? – услышал он шепот Буонаррото. Джовансимоне наконец-то угомонился и мирно засопел. – Знаешь, у меня есть девушка.
Микеланджело улыбнулся. Его младший братишка – неисправимый романтик.
– Fantastico, – прошептал в ответ Микеланджело. – И кто же она?
– Мария. Дочка шерстяника.
– Хорошенькая?
– Bellissima! Ручки у нее пропитались красной краской, как и шерсть, которую она красит, и это цвет нашей любви. А как она поет, mio fratello, божественно, словно ангел. – В темноте спальни Микеланджело не видел лица Буонаррото, но и так знал, насколько серьезен сейчас его взгляд.
– А она любит тебя?
– О да! Она не перестает уговаривать отца, чтобы тот разрешил нам обручиться.
– А ты? Готов ты жениться на ней?
– Ее отец не соглашается, пока я не получу достойной работы. Вообще-то я хотел бы торговать шерстью, но для этого нужно открыть собственную лавку. – Микеланджело сразу понял, в каком трудном положении оказался брат. У их семейства хватало средств на то, чтобы не умереть с голоду, но они никак не могли позволить себе расходов на открытие шерстяной лавки. Похоже, мечтам брата не суждено сбыться. – Хорошо еще, что она очень юна и в ближайшие два-три года ей нет нужды выходить замуж. Так что время у меня есть, – рассудительно заметил Буонаррото.
«Ему не следовало бы так расслабляться», – подумал Микеланджело. Эти два-три года пролетят быстро, не успеешь и оглянуться. Примерно столько времени ушло у него на создание Пьеты, а сейчас кажется, то была краткая остановка на жизненном пути. Брату стоит поторопиться, если он хочет жениться через пару лет.
– Не беспокойся, Буонаррото. Я раздобуду денег на твою шерстяную лавку.
– Ты серьезно, Микеле? Это было бы замечательно. Знаешь, Мария – это все, о чем я мечтаю.
Микеланджело перевернулся на спину. Значит, он во что бы то ни стало должен начать зарабатывать своим искусством. А для этого нужен заказ.
В памяти всплыло искаженное злобной усмешкой лицо Леонардо. Оставшись во Флоренции, Микеланджело будет обречен на соперничество с ним за заказы. Проще всего найти для работы какое-нибудь другое место, где нет сильных конкурентов. Например, податься в Сиену и снова взяться за заказанные кардиналом алтарные статуи. Или молить Господа о чуде – пусть он направит его стопы туда, где деньги посыплются на него, как манна небесная… Но вместо этого Микеланджело попросил у Бога сил на то, чтобы остаться во Флоренции. Он не позволит этому художнику выдворить его из собственного города. Что с того, что Леонардо учился во Флоренции? А разве он, Микеланджело, не учился здесь? Это и его город тоже! Эта улица – его улица. И дом этот – его, Микеланджело, дом. И эта полноликая луна – его луна.
В сознании вспыхнуло яркое, до боли отчетливое видение – камень Дуччо, блестящий и ослепительно-белый. Что он подумал, когда услышал о нем? Что не сможет соперничать за этот мрамор с Леонардо? А почему, собственно? Леонардо – живописец, а не скульптор. Единственное, на что он сподобился в скульптуре, – это конная статуя миланского герцога, так и не отлитая в бронзе, и все знают о том, что эта работа не доведена до конца. С чего это Микеланджело, опытный резчик по мрамору, должен смиренно отступить в сторону и позволить – кому? – этому пачкуну наложить лапу на легендарный мрамор? Он, чего доброго, еще искалечит его, как криворукий Дуччо. Может, Леонардо и выдающийся мастер, но он стареет; его замыслы, его идеи отстали от времени. А Микеланджело молод, полон сил и желания творить. Он только начинает свой путь. И потом, старый чудак слишком низок душой, слишком высокомерен и слишком самовлюблен, чтобы быть достойным этого камня. Леонардо не заслуживает подобного заказа.
Новая молитва родилась на губах Микеланджело.
– Господи, помоги мне остаться здесь, во Флоренции. Мне не нужна никакая почтенная государственная должность. Поддержи меня в желании подать заявку на камень Дуччо! Дай мне сил выстоять против соперников и получить заказ…
Его взгляд был устремлен в окно, мерцающий лунный свет мягко отражался в широко открытых глазах Микеланджело. Он прошептал, обращаясь к небесам:
– Аминь.
Леонардо