Каменная гостья

На миг все застыли — кто от неловкости, кто в опасении, кто просто потому, что застыли все остальные. И в этот короткий миг абсолютной тишины Маша услыхала, что голоса вернулись. Вернулись давно — их спор был в самом разгаре.

Теперь она ясно различала средь них мужские и женские:

— Она поцелует его. А он умрет.

— Умрет, — подтвердил мужчина, говоривший на древнегреческом.

— Умрет, — подтвердил второй, говоривший на персидском. Ухнула какая-то птица.

— Нужно предупредить его…

— Ау! Че с тобой? — Дашин вопрос смял и без того еле слышный разговор.

Вслед за Чуб, словно по команде, заговорили другие. Маша в отчаянии замахала руками и побежала на улицу. Январский мороз схватил ее за худые плечи, заставив жарко пожалеть о томящихся в гардеробе шубке и шапке, но не заставил уйти. Обняв себя обеими руками, дрожа, она стояла, вслушиваясь в эфир в надежде, что голоса воскреснут, продолжат беседу…

— Че? Ты че-то слышала снова? — Но, выскочив вслед за ней, Землепотрясная окончательно похоронила эту надежду.

— Да, — расстроенно сказала студентка. — Голоса. Они опять говорили со мной. Двое мужчин. И женщины. Три или четыре… И вроде бы птица. Ухала птица.

— Ухала? Наверное, сова? А что они говорили?

— Что она поцелует его и он умрет. Что нужно предупредить его.

— Но она уже поцеловала его! — в отчаянии вскричала Даша. — Или его еще можно предупредить и спасти?

— Наверное. Иначе зачем бы они говорили? Может, речь идет не совсем о поцелуе…

— О сексе?

— Наверное, правильнее будет назвать это полным обладанием. Поглощением. Как только она полностью получит его…

— Черта с два! — возопила Даша. — Только б Руслан был дома. — Она подняла голову к окнам его квартиры и окаменела. — Мать моя женщина!..

Маша не взяла в толк, почему Чуб замерла с поднятыми кверху руками, с открытым перекошенным ртом:

— Что случилось?

— Это она!!! — ошизело прошептала Землепотрясная Даша.

— Кто? — Ковалева проследила за ее взглядом.

Взор Чуб был устремлен на балкон второго этажа, обрамленный лепным украшением в стиле Модерн, — две зеркальные девы с обнаженными торсами, маленькими грудями и стройными бедрами, обвитыми замысловатым восточным поясом и юбкой с обширным разрезом. Одна из дев была покрыта трещинами. Кисть ее правой руки отвалилась, часть ноги висела на проволочной арматуре.

— Она — каменная! — вскликнула Чуб.

— Кто?

— Девка на стенке… Это я ее треснула. Вчера. Я слышала, как она захрустела. Это она, Мавка… То есть она вовсе не Мавка. Она — Кариатида. Все правильно, ведь у нее нет спины! Ее вылепили лишь наполовину…

— Вообще-то она барельеф, — в растерянности сказала Маша, никак не ожидавшая такого поворота событий.

— Барельеф — это он, — заспорила Даша. — А она — девушка. Выходит, на Рождество оживают не только деревья. Но и дома!..

— Потому что дома в Киеве тоже живые… — договорила Ковалева. — Дом в стиле Модерн. Нужно звонить Кате. Дома-модерн — ее профиль.

— Мара-Модерн… Каменная девка. И сегодня она снова придет к нему, — Чуб нервно оглянулась — несмотря на разгар дня уже начинало темнеть. — Хоть я не понимаю как? Она на втором этаже, а он — там, — Даша показала пальцем этаж Руслана.

И словно по волшебству, оттуда, куда полетел ее палец, немедленно послышалось радостное:

— Даша! Даша! Это я! Руслан… Не уходи… подожди…

Словно принцесса, заточенная в башне, Руслан стоял на балконе и бравурно махал Чуб рукой.

— Стой там! Я иду к тебе, — прокричала она. — Я спасу тебя! — И вдруг загорлопанила на всю улицу, сотрясая грозными, поднятыми над головой кулаками:

Стать над тобою і кликнуть до бою

Злую мару, що тебе забирає,Взять тебе в бою чи вмерти з тобою…

Чуб помчалась в подъезд. Маша осталась на месте, вглядываясь в лицо каменной Мары. На улице стремительно темнело, с неба несся снег, вынуждая щурить глаза, и она не могла понять: показалось ей или нет, что пальцы единственной уцелевшей руки каменной девы конвульсивно сжались, став вдруг похожими на совиные когти.

* * *

Один поцелуй — смерть. Ее поцелуй равен смерти. Но оттого он лишь более желанен…

Сколько лет она ждала его. Как странно, что все эти годы сложились в один. Слились в одну картинку… Все то же Рождество. Белый Город. Огни и рождественские деревца в окнах. Все, как тогда…

Когда-то в канун того, другого, Рождества она ждала другой смерти — своей. А теперь ждет смерти его. Теперь ему будет так же больно, как ей. Нет, намного сильней… намного сильней…

Как странно, что вся ее жизнь слилась в один лик. Его лицо. Его сухие запекшиеся губы. Ее губы на его губах, а мысли его — о другой. И она знает его мысли. Он так обрадовался, когда получил известие о ней… когда увидел… она дороже ему? Потому что она — настоящая. Из плоти и крови. Она — не каменная…

А она — недо-существо, недо-женщина. С искалеченной рукой, искалеченной ногой. Она была камнем, пока не повстречала его…